Вторая война шиноби: Страна Рек
Шрифт:
В небе разгорался закат, в воздухе пахло сыростью, но на удивление сейчас было намного теплее, чем даже днем. Снег растаял всего за один день, и по дорожкам бежали уже не ручейки, а самые настоящие полноводные реки. Шумно играли дети, взрослые возвращались с работ, а шиноби — с вечерних постов.
Цунаде взяла Дана под руку, и они медленно пошли по аллее с высокими деревьями. Но гулять долго не получилось, она совсем скоро замочила ногой и, заметив скамейку, плюхнулась на нее, смахнув воду, расстегнула босоножки и стянула мокрые носки.
—
Дан присел рядом, повернулся к ней и захотел поцеловать, но Цунаде огляделась и подставила только щеку.
— Даже поцеловать тебя на улице нельзя, — раздосадовано произнес он. — Но ничего, это временные трудности. Кто же мне потом запретит целовать мою жену?
Цунаде распахнула глаза от удивления.
— А что? — продолжил он, — Думала, что с капитаном можно только развлекаться?
Дан убрал ее волосы за плечи, и Цунаде заметила, как он заволновался. Она и сама отчего-то занервничала: сердце заколотилось, а к лицу прилила кровь.
— Моя милая Цунаде, — улыбнулся он, — ты выйдешь за меня?
Она застыла, продолжала хлопать ресницами и не сразу поняла, что он сказал. Но затем, внутри все рухнуло от внезапного осознания.
— Конечно, — ошарашенно прошептала Цунаде. — Конечно, — уже громче повторила она и улыбнулась, и это улыбка с каждым мгновением становилась все шире и все радостнее. Она издала смешок, очень похожий на всхлип, взяла его лицо в свои ладони и чмокнула в нос, но вдруг внутри появилась тревога. — Но ты же получил одобрение моего отца, правда?
Глава 19
Твой смех прозвучал, серебристый,
Нежней, чем серебряный звон, —
Нежнее, чем ландыш душистый,
Когда он в другого влюблен.
Нежней, чем признанье во взгляде,
Где счастье желанья зажглось, —
Нежнее, чем светлые пряди
Внезапно упавших волос.
Нежнее, чем блеск водоема,
Где слитное пение струй, —
Чем песня, что с детства знакома,
Чем первой любви поцелуй.
Нежнее того, что желанно
Огнем волшебства своего, —
Нежнее, чем польская панна,
И, значит, нежнее всего.
Глава 19 Джирайя
Джирайя очень скучал в Конохе и не мог найти себе каких-нибудь интересных дел. Орочимару, конечно, разрешил остаться в его доме, но они с ним почти не разговаривали, тот целыми днями сидел у себя в кабинете и очень редко выходил. Икки же приходила только под вечер, и только тогда становилось веселее, а ночью и совсем замечательно. Но утром она всегда уходила помогать родителям. Так было и сегодня, когда она стояла в дверях, на него такая тоска накатила, что он не придумал ничего лучше, чем пойти шататься по деревне в потрепанных брюках от формы и поношенном коротком синем кимоно, которое все же удалось найти в старых сундука Орочимару.
Наступила
Джирайя любил это место, дышалось здесь всегда так легко, как будто оказался в светлом лесу. Он положил руки в карманы и зашагал по брусчатке. Сандалии цокали, а он щелкал языком в такт.
— Джирайя, — окликнул его мужской голос.
Он поднял голову и увидела недалеко стройного мужчину в темном кимоно, опирающегося на трость. Господин Сенджу — отец Цунаде и единственный сын Первого Хокаге. Но, к большому несчастью, он родился без способности контролировать чакру и к тому же очень болезненным. Сложно было представить, через что он прошел, но тем не менее ему удалось сохранить влияние в деревне. В нем был и рост, и красивые черты, и умение достойно держаться, но следы болезни давали о себе знать: спина была согнута, плечи опущены, кожа была в темных пятнах, но светло-карие глаза, как и у Цунаде, искрились доброжелательностью.
— О, достопочтенный папа, — заулыбался Джирайя и поклонился. — Рад вас видеть, как ваши дела, как домочадцы?
— Все хорошо, — ответил господин Сенджу, когда они поравнялись и медленно зашагали по узким улицам. — Не к нам ли идешь?
— Нет, совсем нет, — замотал головой Джирайя, — просто гуляю.
— Я тоже, — улыбнулся господин Сенджу и поднял взгляд на деревья. — В этом году весна что-то поздновато пришла, и листья все никак не распустятся.
— Все равно хорошо, — ответил он и тоже посмотрел наверх, на голые кроны высоких деревьев — дубов и буков — на фоне лазурного неба. Джирайя пригляделся и увидел, что на их ветках уже начали набухать почки, и, должно быть, совсем скоро вся Коноха спрячется в зеленых листьях. И было сложно представить, что эти крепкие исполины росли здесь не тысячу лет. Им даже сотни лет не было, их создал всего лишь один человек в одно мгновение.
— Какое же великое творение, — вздохнул Джирайя. — Чудесный ваш отец был.
— Ты так думаешь?
— Конечно, — закивал Джирайя, — смотрите, какую красоту создал. А такое может сделать человек, только по-настоящему любящий жизнь. Знаете, как на войне, все хотят друг другу побольнее сделать и похуже. — он шмыгнул носом. — Ну так это я к чему. А ваш отец взял и не побоялся все это прекратить. Вот деревню создал, создал и эти деревья, и вас, а вы уже и… Ну вы сами знаете, что создали, — он закинул руку за голову и широко улыбнулся. — Эта-то, конечно, первая круши и ломай. Но она это совсем не от плохого, от любви скорее делает, от такой же любви, что была и у вашего отца в сердце.