Вторая жена доктора Айболита

Халь Евгения

– Да не слушай этого хулигана! – возмутилась Далия, – и не стыдно тебе девочке такие гадости говорить? – она стукнула Амоса по плечу.

– Ну ей же не три года! – он неожиданно ловко отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от ударов жены, и объяснил: – Бейсес – это то, что курица несет каждое утро, а еще это бывает у муж...

– Убью тебя сейчас! Замолчи! Эээ… – Далия вдруг вытянула два пальца, указательный и средний, покрутила перед носом Амоса и насмешливо протянула: – Йалла! Мин ха шэддим!

– Не обращайте внимания! –

заявил Амос Айболиту и Маше. – Это она когда стесняется, сразу переходит на родной йеменский. И на нем сильно ругается. Вот сейчас бесовским созданием назвала.

Айболит с Машей рассмеялись.

Далия быстро накрыла стол на веранде. В центре поставила запотевший от холода стеклянный кувшин с темным виноградным соком. Вокруг него мисочки с салатами, оливками, блюдо с рисом и противень с жареными в духовке куриными бедрами. Рядом положила деревянную круглую доску, на которой лежал круглый, упоительно пахнущий черный хлеб.

– Ох, какой запах! – не выдержал Айболит. – Это домашний хлеб?

– Ты попробуй, – Амос отрезал большой ломоть.

Из темной мякоти выглядывали светлые вкрапления орехов.

– Далия сама печет. По старинному семейному рецепту ее бабушки.

– Не крути людям голову. Дай поесть. Начал уже… рецепты, джаддати, бабушка моя, то есть, – пояснила Далия, садясь за стол рядом с Машей. – До смерти можешь людей заговорить. Ешь давай. Хоть рот закроешь ненадолго.

– Строгая она у меня. Все время ругает, – пожаловался Амос, с обожанием глядя на жену. – Вот помру, потом плакать будет и жалеть, что ругала.

– Ой, кому ты на том свете нужен? – отмахнулась Далия, накладывая в тарелку Айболита гору риса и огромные куски курицы. – Тебя и на этом еле терпят. До ста лет проживёшь, можешь не сомневаться.

Айболит невольно засмотрелся на них. Они ворчали друг на друга, притворно злились. Но в их глазах светилась искренняя любовь, которой они согревали окружающих. Маша явно чувствовала то же самое. Она подперла лицо рукой, согнув ее в локте, и с явным удовольствием наблюдала за непрекращающейся перепалкой.

И Айболит вдруг подумал, что хотел бы вот так же сидеть за столом с Машей. И ворчать друг на друга. И чтобы у них были седые волосы и морщины на лице. Чтобы позади была долгая, пусть трудная, но очень счастливая жизнь. А вокруг были дети, внуки, кошки и собаки.

После еды Амос налил всем сока в высокие стаканы, украшенные разноцветными цветами, и спросил:

– А вы от кого бежите, ребята? Да не бойтесь, не выдам, – заверил он их, увидев, что оба они напряглись. – И как вас занесло к шейху Файзи?

Маша поперхнулась соком, закашлялась и спросила:

– Откуда вы знаете про бедуинов?

– Да ладно, – улыбнулся Амос. – У меня глаз наметанный. Я всю жизнь прослужил в ШАБАКе – внутренней безопасности. Сразу отличаю, кто прячется. А вас так на раз вычислил. Во-первых, печенье, которое вы бросили

овечкам, умеет печь только Фатьма, жена шейха. Я его лет тридцать знаю. Во-вторых, двое русских, не говорящих на иврите, вдали от туристических маршрутов, без гида, зато на машине с номерами офицера полиции. А еще лица не загорелые и не обветренные, хотя ехали от бедуинов. Значит, на верблюдах по пустыне не катались. А сидели под тентом или в помещении. То есть, внутри поселка. Потому что снаружи бедуины изображают средневековой уклад для туристов. И в шатре вы бы за полдня обгорели. Там ветер из пустыни дует, как горячий фен.

– С ума сойти! – поразился Айболит. – Ну вы, конечно, профи. Надеюсь только, что те, кто нас ищет, разбираются во всем этом хуже вас.

– Если они молодые, то можешь не сомневаться, – подтвердил Амос. – Они же сегодня все с телефонами, компьютерами, а глаза у них… филь тыззы, извините за выражение. В заднице, то есть, как говорят по-арабски.

– От горской родни бежим, – Айболит взял Машу за руку. – Ее хотят замуж выдать. Второй женой взять, чтобы родила ребёнка вместо первой бесплодной.

– Горские? – удивлённо спросил Амос. – А девушка не похожа на горскую. Больше на русскую.

– Я половинка, – сказала Маша. – И всё сложно.

– Я так и понял, – ответил Амос.

Снаружи, из-за ворот раздался звук клаксона. Кто-то отчаянно сигналил.

– А вот и мой друг с тягачом подъехал. – Сейчас машину заберет, а завтра будет, как новая. Иван, пойдем со мной, – Амос поднялся из-за стола.

Маша

– А мы с тобой кофе выпьем со сладеньким, пока мужчины возятся со своими железками, – Далия поставила на стол поднос с кофейными чашками и большим шоколадным кирпичом.

– Ела такое когда-нибудь? – она повернула кирпич разрезом ко мне и я увидела трехслойную халву, покрытую шоколадом.

– Нет, никогда. Как красиво!

– Это называется халва "Халаби", то есть, сирийская халва. Слой обычной халвы, слой с добавлением какао и слой шоколадной массы, похожей на "Нутеллу". А сверху шоколадная глазурь. После такой халвы даже самый холодный мужчина ведет себя, как проснувшийся вулкан, – она подмигнула, отрезала большой кусок, положила на блюдце и поставила передо мной.

Я молча опустила глаза, рассматривая это восточное кондитерское чудо вблизи.

– Я вам, кстати, постелила в одной комнате. Это ничего? – Далия отрезала себе кусок халвы.

– Спасибо, все в порядке.

– Да что ж ты замороженная такая? – рассердилась вдруг она. – Спасибо, пожалуйста. А у самой глаза, как у побитой собаки. Расскажи мне, что на сердце. Ничего не таи. Знаю, что у вас, русских и европейцев не принято перед незнакомыми людьми душу раскрывать. Но здесь восток. Здесь люди умеют ценить, если ты с ними делишься. Нельзя в себе всё держать.