Вторая жена
Шрифт:
— Ерунда, — сказала Фелисити. — Венеция любила вас.
— Да, любила. Но на самом деле я ей не нравилась. Это большая разница. Примерно так же я отношусь к собственным детям. Любовь и одобрение не всегда идут рука об руку, хотя все думают, что это так. Фелисити скрепя сердце взяла серьги, но радости не ощутила. Ей казалось, что Саманта не слишком нравится и самой себе. Но тут она ничего не могла поделать. Каждый рождается тем, кто он есть. Таинственная жизненная сила прорывается наружу и принимает ту или иную форму.
Тони выбрал старинное бритвенное зеркальце в рамке из красного дерева и такой же маленький поднос с чашечкой «Ройял Далтон» и помазком.
— Надеюсь, он не станет им пользоваться, — сказала Айрин Фелисити. — Эти старые барсучьи помазки ужасно воняют. — А затем, когда Саманта предложила что-нибудь взять и ей, накинулась на то, о чем мечтала со времени знакомства с Венецией: ящик для рукоделия на длинных веретенообразных ножках, со стегаными гнездами для ткани, иголок, ножниц и прочего.
— Мама! — Фелисити была шокирована. Она видела такие ящики на аукционах и знала, что они стоят тысячу фунтов, а то и больше. — Это слишком ценная вещь!
— Саманта сказала: берите что хотите, — упрямо ответила Айрин.
— Венеция была бы рада, если бы знала, что ящик попадет к вам, — сказала Саманта. Потом она подошла к Лерою и попросила его тоже взять что-нибудь на память. Счастливый Лерой унес с собой патефон и пачку пластинок на семьдесят восемь оборотов.
— А что будет с домиком? — спросил Филип, когда они наконец уехали, положив сокровища Венеции на заднее сиденье, между девочками и Айрин. С ящиком для рукоделия возникли сложности, и в конце концов Фелисити поставила его к себе на колени.
— Думаю, твоя мать продаст его, — со вздохом ответил Тони.
— Да, и на эти деньги купит нам билеты в Америку, — подхватила Хилари.
— Не слишком рассчитывай на это, — сказал ей Тони.
— Но она обещала! — заупрямилась девочка. — Она сама сказала: «Когда я получу деньги Венеции, вы сможете прилететь ко мне в Америку. Мы увидимся на Рождество».
— Гм! — только и ответил Тони.
Фелисити снова невольно подумала о деньгах и о том, как было бы хорошо, если бы Венеция оставила детям хотя бы часть наследства. Тогда Фелисити не пришлось бы ломать себе голову, как совместить работу с заботой об унаследованном ею семействе и возможном будущем ребенке. Ей уже сейчас было трудно платить Трейси, а если придется нанять няню. Нет, она будет вынуждена работать на дому. Фелисити выпрямилась, насколько позволял стоявший на коленях ящик, и запретила себе даже думать об этом. Она не уверена, что беременна. У страха глаза велики.
— Эти деньги нам очень пригодились бы, — пробормотал Тони себе под нос, вторя ее мыслям. Внезапно муж повернулся к ней и блеснул зубами. — Ладно… Нам поможет прибавка, которую месяц назад
— Нет, — сказал Тони.
— Да, — одновременно ответила Фелисити. Пусть дети знают, что деньги с неба не падают, а зарабатываются в поте лица.
Айрин, не любившая публичного обсуждения финансовых вопросов, резко сказала:
— Филип, сядь, пристегнись как следует и не слушай чужие разговоры. Это невежливо.
— Ба, но ты только это и делаешь, — вставила Аннабел.
— Потому что я старше. — Странная логика матери заставила Фелисити улыбнуться. — А вы там сидите тихо, если не хотите вывалиться наружу.
— Не понимаю, — шепнул Питер Филипу. — Почему детям слушать чужие разговоры нельзя, а взрослым можно? — Он увидел, что глаза Айрин блеснули, и умолк.
Но Филип молчать не собирался.
— Вот что я тебе скажу, — громко провозгласил он. — Мне все равно, туго нам или нет. Мы свой альбом с марками не продадим!
— Никто и не собирается вас просить об этом, — резко ответила Фелисити. Почему Тони так неосторожен? Зачем он заговорил о деньгах?
Тони припарковался в нескольких метрах от дома Айрин.
— Зайдете на чашку чая? — спросила она, с трудом выбираясь наружу. — И вы, дети, тоже. Понесете мой ящик.
— Да! — Мальчики вскочили с мест и понеслись к дому, прежде чем Тони и Фелисити успели открыть рот. Они любили маленький домик, забитый старинными вещами, и обожали «чердак древностей», куда устремлялись сразу же, как только приезжали в гости.
— Только ничего не трогать! — крикнула вслед Айрин, когда они затопали по ступенькам.
— Ладно! — хором ответили близнецы.
— Тронут. Они всегда это делают, — сказала Хилари.
— Конечно, тронут. Они же мальчишки. — Айрин подняла с коврика вечернюю газету и прошла на кухню. — Мальчишки лазают всюду, но когда превращаются в мужчин, обо всем забывают, становятся однодумами и лежебоками.
— Вы не любите мужчин? — с любопытством спросила Хилари.
— Конечно, люблю, милая. — Она бросила газету на буфет. — Но в малых дозах.
— А как же ваш муж? Тот, который умер. Это была малая доза?
Айрин улыбнулась Хилари и слегка задумалась, наливая чайник.
— Да, — наконец решительно подтвердила она. — Достаточно малая.
— А разве ты не рада, что я у тебя единственная внучка? — спросила Аннабел, не слишком довольная приятельскими отношениями, возникавшими между Хилари и Айрин. До смерти Венеции девочка делила семью на две части. У Хилари и мальчиков была Венеция, а у нее — Айрин. Но сейчас все выглядит так, словно Хилари покушается на ее собственность.