Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая
Шрифт:
— Совершенно верно. Эхо, так сказать, войны.
— Что ж, давайте попробуем полечиться. В эту субботу сможете где-нибудь с утречка подъехать на Конюшковскую?
Юрий Константинович заверил, что сможет, а я, подложив трубку, призадумался. Слишком уж знакомое сочетание имени, отчества и фамилии. Тот ли это Соколов, что в эти годы является директором «Елисеевского», и которого расстреляют в 84-м? А что, очень может быть. Не знаю, получится ли мне его узнать в лицо, в кино его играл Маковецкий, а на исторических фото я этого директора,
Юрий Константинович прибыл на чёрной «Волге» с водителем. Это я разглядел из окна своей съёмной квартиры. Соколов что-то ему сказал, тот кивнул, после чего гость с большим пакетом в руке направился к подъезду.
Дверь я открыл заблаговременно.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровался Соколов.
— Здравствуйте, Юрий Константинович! Проходите… Пальто можете сюда повесить. А тапочки вот.
Я проводил гостя в комнату, тот осмотрелся и протянул мне пакет.
— Это вам, небольшой презент.
Я взял пакет и краем глаза заглянул в него. Та-а-ак, похоже, мои предположения насчёт «Елисеевского» оказались верными. В пакете я разглядел палку копчёной колбасы, какие-то консервы, апельсины, горлышко коньячной бутылки… Перевёл взгляд на Соколова.
— Это всё мне?
— Да, и совершенно безвозмездно, — расплылся тот в улыбке. — Михаил Борисович меня предупредил, что вы денег за свои услуги не берёте, причём принципиально, я и подумал, что тогда хоть так.
— Ну спасибо, — сказал я, ставя пакет на стол.
Вот же ведь, человек превратил «Елисеевский» в главный гастроном страны – а его к стенке. В принципе, понятно, за что, но при желании, как говорится, можно и до фонарного столба докопаться. А останься Соколов жив, и в 90-е мог бы так развернуться… Но пока он директор «Елисеевского» — над ним висит дамоклов меч советского правосудия.
— Итак, перейдём к цели вашего визита. Что конкретно вас беспокоит?
Соколов, повинуясь моему приглашающему жесту, присел на стул, я же устроился напротив.
— Да беспокоит много чего. В войну получил 5 ранений, с возрастом некоторые дают о себе знать. Больше всего мучает нога. Левая нога, — уточнил он. — Маленький осколок с войны так и сидит там, застрял в каком-то труднодоступном месте. Он мне не мешал, я про него и забыл, там всё мясом заросло. Но последние года два этот осколок начал давать о себе знать. Через знакомых вышел на одного профессора-хирурга, сделали флюорографию – сидит, зараза, прямо буквально прилепившись к бедренной артерии. Хирург и сказал, что есть опасность повредить бедренную артерию, поэтому на операцию он не решился. А боль иногда такая – хоть волком вой. Анальгин не помогает, только импортное болеутоляющее и спасает. Но его нельзя часто употреблять, оно влияет на восприятие окружающей действительности, притупляется реакция. Вот если бы получилось как-то разобраться с этой проблемой…
— Ясно, — сказал я, хлопнув
Привычно надел белый халат и приступил к диагностике. И что вы думаете?! Помимо осколка обнаружил ещё и зарождающуюся аневризму аорты брюшной полости. Так-то в прежней моей реальности он спокойно дожил до декабря 1984 года, когда его расстреляли, а это ещё пять лет. Но кто его знает, что в этой ветви истории может произойти.
— Боли в области живота часто беспокоят? — спросил я. — Дискомфорт, отрыжка, тошнота, ощущение переполненного желудка? Падения давления?
— Хм, не так сильно и не так часто, но случается. А что? — с волнением в голосе поинтересовался Соколов.
— Зарождающуюся аневризму аорты брюшной полости разглядел у вас. А это… Не хочу вас пугать, но это вещь весьма нехорошая. Если не предпринимать никаких мер, всё может закончиться плачевно. Гипертония, сахарный диабет?
— Есть, — сглотнув застрявший в горле ком, кивнул Соколов.
— А это факторы, увеличивающие риск образования аневризмы. Ещё и курите небось?
— Курю, — снова покаянно кивнул пациент.
— И работа у вас нервная, верно?
После небольшой паузы Соколову вынужден был согласиться:
— Это да. Я директор гастронома №1, он же «Елисеевский». В торговле всегда так, постоянно приходится крутиться, чтобы всем угодить и себя не обидеть. Иногда уж думаешь, а пошло оно всё к чёрту! Уйду вон в главк бумажки с места на место перекладывать… И пусть зарплата ниже и нет доступа к деликатесам, зато избавлюсь от постоянного чувства, будто ты между молотом и наковальней. Спокойно досижу там до пенсии.
— А что, неплохая идея, — поддержал его я. — Я бы на вашем месте так и поступил. Вы подумайте, что вам выгоднее – постоянный стресс при деликатесах, или бумажная работа и душевный комфорт. До пенсии долго ещё вам?
— Четыре года.
— Вот спокойно их и проведите. А там – на заслуженный отдых, возитесь с внуками, летом хоть каждый день на речку, рыбу удить, или просто в лес по грибы и ягоды. Зимой с встанете на лыжи, да ещё и внуков с собой прихватите.
— Эх, — вздохнул Юрий Константинович, — кто ж меня отпустит…
— А кто не отпустит? Никто согласно КЗОТу не имеет права вас насильно удерживать в директорском кресле.
Соколов грустно усмехнулся:
— Увы, КЗОТ не всегда действует, когда в деле замешаны большие люди. Если я им выгоден на посту директора гастронома, то...
Он сделал многозначительную паузу. Я же, глядя ему в глаза, медленно, выделял каждое слово, произнёс:
— Юрий Константинович, вы, и только вы – хозяин собственной судьбы. Никто не может за вас решать, хоть сам Генеральный секретарь ЦК КПСС. Увольняйтесь к чёрту из этой структуры, чем дальше от торговли – тем лучше. Вы поняли меня?