Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая
Шрифт:
— Тут я соглашусь, — чуть улыбнулся Соколов. — Но по привычке всё ещё вздрагиваю, когда раздаётся телефонный или дверной звонок, а я знаю, что вроде бы ни с кем о звонке не договаривался, и что мы никого не ждём в гости.
— Время лечит, — снова добавил я философии в нашу беседу. — Пройдёт месяц, другой – и уже с улыбкой будете вспоминать свои страхи… Кстати, Юрий Константинович, я тут подумал, что хорошо бы наконец обзавестись собственным жильём. Кооперативная квартира недалеко от центра столицы была бы в самый раз. Вот думаю, через кого можно было бы это дело провернуть…
И
— В принципе, у меня есть выходы на одного маклера, который за хороший гонорар подыскать может практически всё, что угодно, кроме, разве что, кремлёвской палаты. Там даже он бессилен, — хмыкнул Соколов. — Свести?
— Был бы вам очень признателен.
— Даже могу позвонить ему прямо сейчас с вашего телефона.
— Бога ради, конечно!
Я остался на кухне, но разговор слышал от и до.
— Марк Абрамович, вечер добрый! Это Соколов… Спасибо, вашими молитвами… Конечно по делу, стал бы я беспокоить такого уважаемого человека по пустякам или от нечего делать. Я вам звоню от одного молодого человека, который хотел бы с вами переговорить с глазу на глаз… Да, надёжный, я за него ручаюсь. Послезавтра в 19.30 у вас. Понял, всё ему передам. Кстати, его звать Арсений.
Я дождался появления в дверном проёме довольного Соколова.
— Вы, наверное, всё и так слышали. В общем, послезавтра Левин вас ждёт. Адрес я вам сейчас напишу. И телефон тоже. Перед тем, как идти, всё-таки позвоните, а то мало ли что…
На следующее утро поначалу всё шло как обычно: планёрка, обход, приём в кабинете иглорефлексотерапии, где я обходился только иглами, отдыхая после вчерашних манипуляций с теперь уже бывшим директором «Елисеевского»…
В общем, превратив в «ёжика» обладателя ХСН[1] Николая Петровича Скворцова из моей контрольной группы, я удобно расположился за столом, подперев щёку кулаком и почти погрузившись в сладкую дремоту, когда мой лежавший на животе больной – а это был довольно грузный мужчина 56 лет – вдруг захрипел и начал дёргаться.
— Николай Петрович, что с вами? — тут же подскочил я со стула.
Тот начал заваливаться на бок, я вовремя придержал его, иначе, опрокинься он на спину, то обломал бы все иглы, несмотря на их относительную гибкость. Ещё и из-под кожи пришлось бы обломанные кончики выковыривать.
— Сердце, — прохрипел тот, закатывая глаза.
Твою ж мать… Я с показавшиеся мне невероятной скоростью извлёк из кожи пациента все полтора десятка игл, бросил их на стол (впрочем, проследив, чтобы ни одна со столешницы не укатилась на пол), после чего приступил к экстренным реанимационным мероприятиям.
Вот только в отличие от общепринятых методов я воспользовался своим фирменным, активировав браслет и запустив в тело пациента пучок разноцветных «паутинок». Ещё несколько секунд – и я своим внутренним взором наблюдаю картину обширного инфаркта миокарда. Причём в наиболее серьезной его форме – трансмуральный инфаркт, с распространившимся на всю толщу миокарда некрозом.
Твою
Работы много, но деваться некуда. Эх, понеслась, родимая! Мне, а, вернее, моим подручным пришлось заменять поражённую некрозом ткань сердечной мышцы в экстренном порядке, со скоростью, которой я и сам от них не ожидал. Видно, понимали, что счёт идёт буквально на секунды. Ну как понимали… Я не знаю, что эти «паутинки» собой представляли, насколько они были разумны, но то, что они знали своё дело – это факт. И если надо было сделать его быстро – они его делали быстро.
Понятно, что и расход моей энергии возрастал кратно. Ещё и у самого сердечко прихватило, я уж испугался, как бы тоже инфаркт не схлопотать, вот будет номер. К счастью, обошлось. Но всё же и на этот раз я почувствовал, что до поездки в Загорск подобное исцеление получилось бы на порядок сложнее.
Тем не менее силёнок из меня ушло немало. После того, как всё закончилось, и пациент открыл глаза, сделав нормальный, без хрипа вдох, я кое-как добрался до стула, откинулся на спинку, бессильно свесив руки и закрыл глаза.
— Арсений Ильич, а что сейчас со мной было?
Боже, как не хотелось отвечать… Это же нужно ворочать языком, а я мечтал только об одном – прикинуться ветошью, и чтобы часиков 10-12 меня вообще никто не то что не трогал, но и не вообще замечал.
— Вы, Николай Петрович, так крепко уснули, — с огромным трудом выдавил я из себя, так и не поднимая век, — что даже не заметили, как закончилась процедура. Я потом вас ещё на спину перевернул, и даже тогда вы не проснулись.
— Да? А мне показалось…
— Это вам и в самом деле показалось, приснилось.
— Надо же, — задумчиво поскрёб он ногтями затылок. — Так я это, могу идти?
— Конечно, Николай Петрович, идите.
Едва за ним закрылась дверь, как я предпринял ещё одно усилие, на этот раз, чтобы добраться до только что освободившейся кушетки. И вот уже на ней меня вырубило по-настоящему.
Проснулся я от того, что меня разбудила дежурная медсестра, обеспокоенная моим долгим отсутствием. И была очень удивлена, обнаружив меня мирно посапывающим на кушетке, на которой я обычно принимал пациентов.
— Ночь была бессонной, — не сумев сдержать зевка, сказал я. — А в ординаторской вечно кто-то ходит, да и завотделением может заглянуть, а я там дрыхну. Конфуз, однако… А тут моя вотчина, никто лишний раз не заглянет. Разве что кроме тебя.
Проспал я около получаса. Восстановить это мои силы в полном объёме, конечно, не могло, тем не менее, меня уже не качало от слабости. А сейчас ещё в ординаторской чайку с бутербродами наверну…
День закончился в половине девятого вечера. К тому времени я успел принять душ и легко поужинать, после чего с наслаждением улёгся в постель. Повернулся на правый бок и незаметно провалился в чернильную тьму без сновидений.