Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая
Шрифт:
— С удовольствием бы распробовал на пару с вами этот замечательный напиток, — сказал я. — Но если уж взялись пить сегодня красное, то не стоит переходить на более крепкие напитки. Поэтому забирайте коньяк с собой, и конфеты тоже.
— Что вы, это, наверное, очень дорого…
— Анна, не вредничайте. Где вы у себя в Польше достанете такой коньяк? Между прочим, любимый коньяк Уинстона Черчилля. А я здесь, в Москве, достану, причём не особо напрягаясь.
Уговорил. Между тем Высоцкий со своей французской женой собрались уходить. Мне даже стало немного грустно. Уже? Почему так рано? Я ещё толком и не насмотрелся на него… Ну и
У меня даже мелькнула гадкая мыслишки, что вот сейчас либо Высоцкому, либо Марине станет плохо, а я тут как тут… Но ничего такого не произошло, и я только с лёгкой тоской посмотрел им вслед.
— Красивая пара, — прокомментировала Герман, когда актерская чета покинула зал, оставив на столе «красненькую».
— И несчастная, — добавил я.
— Почему? — искренне удивилась Анна.
— Ну вы же наверняка слышали о пагубных привычках Владимира Семёновича. Ладно бы только спиртным увлекался… Ну да ладно, не люблю людей за глаза обсуждать.
— Согласна… А сколько сейчас времени?
Я бросил взгляд на часы:
— Половина десятого.
— Может, мы тоже пойдём? — предложила Герман. — Мне ведь ещё надо перед завтрашним выступлением как следует выспаться. Я всегда стараюсь высыпаться, от этого голос становится сочнее.
— Поддерживаю, у меня у самого с утра работа и занятия со студентами. Официант!
Мы съели и выпили на 8 рублей с копейками. Я сунул официанту червонец, заслужив в ответ благодарную улыбку. Покосился на Джапаридзе, тот, словно почувствовав мой взгляд, повернул голову и его пиявочные губы снова расползлись в подобии улыбки. Я кривовато улыбнулся в ответ, в этот момент обернулся и собеседник Георгия Большого. Наши взгляды встретились, и мне стало слегка не по себе. Такое чувство, будто на тебя поглядела сама бездна, а может, и сама смерть, поманившая костлявым пальцем.
Я с трудом отвёл взгляд, который незнакомец притягивал, словно магнитом,
и мы двинулись на выход.
Вот недаром булгаковский Воланд заметил: «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться». Помечтал, чтобы у Высоцкого проблемы со здоровьем неожиданно появились – и вот на тебе… Не успели мы покинуть ресторан, как наши взгляды обратились в сторону всё ещё припаркованного на прежнем месте «Мерседеса». Рядом с ним стоял Высоцкий и, чертыхаясь, тряс кистью левой руки. Влади кружилась вокруг него, как наседка вокруг цыплёнка.
— Володя, ну как же ты так? Сильно болит? Дай посмотрю.
— Да чего там смотреть! — с досадой огрызнулся актёрствующий бард. — Вон, ноготь уже чернеть начал, теперь точно слезет. И боль жуткая, будто под него иглу вгоняют.
— Что там у них происходит? — встревоженно спросила Герман.
— Судя по всему, Высоцкий палец прищемил. Может, подлечить его…
— А вы сможете?
Мне
Ничего своей спутнице не ответив, я двинулся к пострадавшему.
— Владимир Семёнович, я врач, практикую, скажем так, не совсем традиционные методы лечения. Я так понял, вы палец прищемили?
— Ну да, — всё ещё морщась от боли, подтвердил Высоцкий. — Вон, дверкой с её стороны, когда помогал ей садиться.
Он кивнул на Марину.
— Давайте попробую его подлечить прямо сейчас. Буквально пара-тройка минут.
Он переглянулся с Влади, та, как и Высоцкий, выглядела слегка растерянной.
— Он может, уж поверьте мне, — подтвердила незаметно подошедшая Герман.
— Ну, если если уж вы за него ручаетесь… Ладно, парень, попробуй.
Владимир Семёнович протянул мне руку тыльной стороной ладони, чтобы я мог разглядеть в свете уличного фонаря уже наливавшийся тёмным ноготь среднего пальца. Он ещё и треснул, похоже. А уж какой бывает боль от защемленного пальца – я знал не понаслышке. Первый раз прищемил в детстве, ещё в детском садике. Вернее, это товарищ по группе решил почему-то захлопнуть дверцу моего шкафчика, когда я вытаскивал из него руку с зажатой в ней пальтишком. И тогда у меня тоже ноготь почернел и слез. А ревел я тогда от боли как… То есть я сам-то не помню, воспитательница маме рассказала., когда та пришла меня вечером забирать.
Я к этому моменту уже успел активировать браслет, и незамедлительно приступил к лечению. Уложился примерно в полторы минуты, хотя очень хотелось провести полную диагностику организма певца, поэта и актёра в одном лице. К счастью, фаланга оказалась целой, и первым делом я блокировал нервные рецепторы пальца, снимая болевой синдром, после чего приступил к «починке» ногтя.
Когда я закончил, и ногтевая пластина приняла девственный вид, а нервным окончаниям вернулась чувствительность, Высоцкий выглядел слегка потрясённым. Впрочем, и у Влади выражение лица было соответствующим.
— Обалдеть, — выдохнул Владимир Семёнович, — ноготь как новый. Я уж думал, что с неделю, а то и больше гитару в руки не возьму. Это что ж за такая нетрадиционная медицина?!
— Да-а, — махнул я рукой, — восток. Повезло с учителем, которому самому ещё в начале века посчастливилось учиться у настоящего мастера в Китае.
— Я глазам своим не верю, — прошептала Влади.
— Всего лишь скрытые резервы нашего организма… Вы, Владимир Семёнович, можете даже какую-нибудь шуточную песню написать на эту тему. Уверен, у вас получится. Получилось же про Канатчикову дачу написать.
— Да уж, — пробормотал актёр и автор-исполнитель в одном лице. — Видно, придётся написать, в качестве, так сказать, благодарности. Или, может, я заплачу?
— Не говорите глупостей. Владимир Семёнович, ещё я с вас деньги за такую ерунду не брал. Я, кстати, и за более сложные случаи денег не беру, это моя принципиальная позиция. Иначе, — я посмотрел в небо, затянутое отражающей свет городских огней туманной дымкой, — иначе небесная канцелярия осерчает.
— Тебя хоть как звать?
— Арсением.