Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая
Шрифт:
— Передам, Арсений, конечно, передам. Маме вашей здоровья!
После этого отправляюсь в Ленинский РОВД, искать Лукьянова-Лукошкина. Пора выяснить, что за петрушка творится с этим наездом.
— Старший лейтенант Лукошкин Виктор Алексеевич, есть такой, — говорит дежурный.
— Я сын женщины, наезд на которую он расследует. Могу я с ним поговорить?
— Вроде был у себя. Кабинет №36… Стойте! Паспорт предъявите, я запишу в журнал, потом можете идти.
Очереди у нужного кабинета не наблюдается, поэтому коротко стучу согнутым указательным пальцем в покрытую облупленной
— Вы по какому делу, гражданин? — встречает он меня вопросом.
— По наезду на мою маму Надежду Владимировну Кореневу, которое вы ведёте.
— Ага, — щурится он, — то есть вы её сын? Паспорт покажите, пожалуйста.
Я протягиваю ему раскрытый, с золотым гербом на обложке паспорт гражданина СССР, которой тот берёт как-то даже брезгливо, двумя пальцами, словно тот измазан дерьмом. Листает до последней станицы, потом возвращает мне.
— Присаживайтесь… И что вас интересует, гражданин Коренев?
— Интересуют подробности. Кто был тот водитель, что совершил наезд? Установлена ли его вина? И собирается ли он возмещать физический и моральный ущерб?
Про то, что мама уже здорова, что и должна подтвердить рентгеноскопия, я молчу. Есть снимок перелома при поступлении в медицинское учреждение, а уж что там дальше случилось — пусть списывают на чудо.
Лукошкин смотрит на меня, как на врага народа, и его усишки начинают топорщиться и даже, такое ощущение, шевелиться, как у таракана.
— Гражданин Коренев, свидетелями даны показания, что потерпевшая сама — повторяю, САМА выскочила под колёса автомобиля гражданина Мельникова.
Ах ты ж… Сучёныш!
— Вот оно как? Могу я с этими показаниями ознакомиться?
Он поиграл желваками, но всё же молча вытащил из выдвижного ящика стола тоненькую папку с надписью на ней «Мельников», развязал тесёмки, вынул три листочка и подвинул их мне.
Я стал вчитываться в показания свидетелей. Действительно, гражданки Ивановская, Вдовикина и гражданин Смыслов поставили свои подписи под заверениями о том, что некая женщина (впоследствии оказавшаяся гражданкой Кореневой Н. В.), побежала через переход, когда ещё горел запрещающий сигнал светофора.
М-да, плохо, что пока ещё нет камер наблюдения, и можно манипулировать показаниями свидетелей. Потому что в правоте слов матери я не сомневался. Да и тётя Валя — соседка, заходившая к нам и в субботу, и в воскресенье — подтвердила её слова.
— Это же ложь, — сказал я, подвигая листы обратно. — Мама и её соседка Валентина Фёдоровна Огурцова, которая с ней была в тот момент, в один голос утверждают, что для водителей уже горел сигнал, запрещающий движение.
— Ваши мама и, как вы говорите, соседка — лица заинтересованные. А это, — он постучал согнутым указательным пальцем по папке, — это показания нейтральных, незаинтересованных свидетелей. Какой им интерес говорить неправду?
Он
— У вас ещё имеются ко мне вопросы?
— Имеются… Освидетельствование на алкоголь проводилось?
— Проводилось, Мельников был трезв.
— А кто он вообще такой, этот Мельников? Где работает?
Снова пауза. На этот раз короче.
— Мельников Игорь Александрович, секретарь комитета комсомола политехнического института. Я удовлетворил ваше любопытство?
— Если не секрет, кто его родители?
— А это, если хотите, спросите у него самого, — он посмотрел на часы. — Извините, мне уже нужно уходить.
— Что ж, и на том спасибо, — сказал я, поднимаясь.
Вот интересно, думал я, покидая кабинет, он по собственной инициативе извратил факты или ему была дана команда свыше?
Из РОВД я сразу же направился в политехнический институт. Примерно полчаса ушло на выяснение личности этого самого Мельникова. Помог пятикурсник, комсорг 32-й группы Виталий Леонов. Я ему закатил байку, будто являюсь внештатным корреспондентом молодёжной газеты «Молодой Ленинец», и получил задание написать хвалебную статью про секретаря комитета комсомола политеха Игоря Мельникова. Но сначала решил поговорить о нём с его товарищами по комсомольской работе, собрать, так сказать, информацию.
— Только большая просьба — о нашем разговоре никому, — доверительно прошу я собеседника. — Вот когда соберу материал, тогда, исходя из него, можно будет составить список вопросов для интервьюируемого.
Леонов явно удивлён:
— А чем наш Мельников-то отличился? Нет, своё дело он знает, хотя, бывает, порой перегибает палку со своим авторитарным подходом. Но ведь его, как я слышал, к нам вроде как на перевоспитание определили. Он же до этого в райкоме комсомола работал завотделом.
— Да? — я сам себе напоминаю взявшую след борзую, но стараюсь этого не выдать своим видом. — Что же он такого натворил?
Виталик явно смущается, смотрит в пол, даже розовеет, как девушка, затем всё же решается:
— Говорят, за разврат. Вроде как приставал к сотруднице.
— Вот оно как, — я всем своим видом выражаю смесь удивления и разочарования. — Да за такое и из комсомола можно вылететь.
— Так очень даже может быть, что и вылетел бы, но у него отец в обкоме партии работает, наверняка заступился.
— Интересная петрушка, — бормочу я себе под нос. — А кем работает, не в курсе?
— Вроде как отдел строительства возглавляет.
— Ясненько, ясненько… Что ж, Виталий, спасибо за помощь. Вот так, глядишь, написали бы хвалебную статью, а потом получили бы люлей из горкома комсомола.
— Всегда рад помочь, — облегчённо улыбается Леонов.
Итак, что мы имеем… Мельников в опале, но, похоже, влияния его папаши хватило, чтобы договориться или непосредственно со следователем, или даже с начальником РОВД. Вряд ли выше, не думаю, что он на короткой ноге с руководством УВД или областного ГАИ. Однако доказать связь Мельникова-старшего с тем же Лукошкиным пока не представляется возможным.