Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая
Шрифт:
— Что-то вроде того… Ориентировочно в сентябре. Сам Мясников собирается быть на ней почётным гостем.
— Это какой Мясников? Второй секретарь обкома?
— Он самый.
— Ого! Это где же вы с ним встретиться успели?
— Вот тогда на стадионе, когда я спас вратаря гостей, и встретились. Он был на стадионе, и зашел в кабинет директора, когда я там чай пил, а Таня перед этим ворвалась с криком: «Пустите меня к нему, я его невеста!». Он услышал и давай про свадьбу расспрашивать. Пришлось ляпнуть про сентябрь, а он возьми и напросись.
— Надо же, — она всё-таки поставила чашку
— А не любовница, — с улыбкой закончил я за неё.
— А не любовница, — грустно повторила она. — Знаешь, Арсений, думаю, раз уж ты в статусе жениха, то нам надо прекратить наши встречи. Мало ли, вдруг твоя невеста узнает или догадается? Мы, женщины, знаешь какие в этом плане сметливые… И запах чужих духов уловим, и след пудры на белой сорочке заметим, и чужой волосок на лацкане пиджака… Это тебе на будущее, вдруг пригодится в семейной жизни.
Она негромко, с оттенком грусти рассмеялась, а я подумал, что уж моего-то опыта семейной жизни хватит на то, чтобы при желании замаскировать походы налево. Впрочем, хотелось верить, что гулять от жены у меня не будет надобности, ибо (воздетый мысленно вверх указательный палец) Бог Троицу любит, а я, получается, в совокупности собираюсь жениться в третий раз.
Подлечившись, я снова вышел на работу. Как выяснилось, весьма вовремя, так как буквально накануне в реанимацию положили 17-летнего парня из села Круглое с острой (причём двухсторонней) почечной недостаточностью на фоне пиелонефрита бактериальной этиологии. Парня звали Макар Винокуров, пока он лежал под капельницей, но в ближайшем будущем его собирались транспортировать в Пензу. В областной больнице имелся аппарат «искусственная почка», на нём больному проведут процедуру гемодиализа. Правда, аппарат был единственный на всю область, и на его использование существовала очередь. Так что нашему пациенту предстояло ещё полежать у нас под капельницей.
Всё это я узнал во время планёрки у главврача, Настин сам об этом обмолвился. Мол, был бы у нас такой аппарат — горя бы не знали. И, выходя вместе со всеми из актового зала, я уже знал, что буду делать. То есть в целом то же самое, что и когда-то с Паршиным.
Ну да, когда-то старина Гегель сказал, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз — в виде фарса. Но в моём случае первый раз трагедии удалось избежать, надеюсь, и сейчас всё будет в порядке. Хватит с меня одного несчастного Бадюка.
После утреннего обхода я поднялся в хирургию, где располагалось состоявшее всего из двух палат (мужской и женской) отделение реанимации — оно же и интенсивной терапии, если уж на то пошло. Поглядел на пожелтевшее, с кругами под глазами, лицо Макара, который вторые сутки лежал под капельницей и в данный момент находился в медикаментозном сне. И почувствовал, как у меня почему-то в горле ком встал. Ну точно к старости стал сентиментальным. Хотя вообще-то
Впрочем, честно говоря, меня преследует такое чувство, что и душа вместе с телом помолодела. К старости я стал малость брюзгливым, а как попал в себя самого молодого — ничего такого за собой уже не замечал. Ну и ещё от нескольких старческих привычек избавился, в том числе от бессонницы. Наверное, мне всё это предстоит приобрести по второму разу, с годами, если, конечно, я доживу в этой реальности до седых волос. Но пока из всего этого набора в данный момент вылезла наружу именно сентиментальность.
— Ты чего тут? — спросил меня Пётр, которого я встретил, покидая отделение.
— Да вон в интенсивку наведался. Утром Настин про парня говорил с острой почечной, вот решил лично посмотреть, что тут с ним. Плохо выглядит.
— Хоть и не мой профиль, но тут ясно, что дело хреново, — покачал головой сосед. — Правда, Настин же говорил, что статистика по этому заболеванию в последние годы не такая уж и удручающая. Может, в Пензе помогут выкарабкаться.
— Слушай, пока этого Винокурова не увезли, опишу-ка я для себя «клинику», может, в будущем какую диссертацию по нефрологии наваляю.
— Хм, решил объять необъятное? — хмыкнул Пётр. — Ну тогда хоть нашего завотделением поставь в известность.
Пришлось поставить. Тот не имел ничего против того, чтобы я изучил историю болезни пациента, после чего я выждал ещё сутки и проник в палату без провожатых, сказав дежурной медсестре, что могу задержаться тут минут на пятнадцать. И чтобы ни она, ни никто другой меня не беспокоили. Ну разве что заведующий отделением или главный врач.
Медсестра дежурила другая, Наталья, не та, что была здесь, когда я работал с Паршиным. Но и этой я вручил шоколадку, пусть порадуется. Но она меня предупредила:
— Я ему только что капельницу поставила, минут через двадцать нужно будет менять флакон. Вы пока там будете — проследите, пожалуйста, чтобы раствор раньше времени не кончился. Если будет заканчиваться, то меня кликните, и даже можете пережать подачу. Умеете?
— Легко, — улыбнулся я.
В палате на четверых Винокуров находился один, а так что никто вроде бы помешать не должен. Сам бы пациент ещё не начал совершать ненужные телодвижения. Сейчас он лежал, глядя в потолок, и только когда я приблизился к его кровати, повернул голову в мою сторону. Винокуров глядел на меня с каким-то обречённым равнодушием, словно смирившийся со своей участью приговорённый к смерти.
— Доброе утро! — улыбнулся я самой позитивной улыбкой, на которую был способен. — Как мы себя чувствуем?
— Тошнит, — одними губами ответил Макар.
— Ну ничего, сейчас мы это поправим, — убеждённо заявил я. — Ещё на вашей свадьбе погуляю.
Он наконец снова перевёл взгляд на меня. Но вопроса от него я не услышал. Впрочем, мне это и не нужно было. Я не собирался тратить слишком много столь драгоценного времени на разговоры.
— Макар, давайте-ка я сейчас пропальпирую ваши почки, только в проекции живота… Это будет выглядеть как своего рода массаж, так что не пугайтесь.