Вторая жизнь Эми Арчер

Пейтман Р. С.

– Не считая ай-плеера, – говорит Либби, – я компьютер этот разве что выключать умею. И то пришлось научиться. Иначе бы она за ним целыми днями торчала.

– А не боитесь, что это ей повредит? – спрашиваю я, снова поворачиваясь к компьютеру.

– Ничего не могу поделать, сама в нем ничего не понимаю, – отвечает Либби. – Другие родители говорят, что пытались заблокировать какие-то сайты, но дети каждый раз находили лазейки. В этой войне мне не победить.

– Но неужели вас не беспокоит, чего она там может насмотреться? –

спрашиваю я и надеюсь, что мой голос звучит не слишком возмущенно и осуждающе.

– Порно, что ли? – Либби снова зевает.

Я вздрагиваю и чувствую, что краснею. Эсме поднимает глаза от экрана и хихикает:

– От порно меня тошнит.

Она произносит это как бы между прочим, и я тут же чувствую себя старой ханжой. Растерянная, смотрю на Либби. Кажется, ее забавляет мое смущение.

– Мы вместе посмотрели и обсудили, – говорит молодая женщина. – Если поднимать вокруг этого шум, у ребенка только любопытство разыграется, и тогда уж ей точно захочется взглянуть. А так я погасила интерес в зародыше.

Я признаю разумность ее доводов, но стараюсь не показывать, что не до конца с ними согласна. Она сделала так, как считала лучше для своей дочери. Но я бы не хотела поступать так со своей. Правда, Эми вообще не смотрела порно, не говоря уже о том, чтобы успеть пресытиться им.

Если Эсме – это Эми, я приму на себя роль матери и всю связанную с ней ответственность без колебаний. Но остается слишком много вопросов, слишком много сомнений. И чем дальше, тем они больше и серьезнее.

Если Эсме не может доказать, что она Эми, значит остается мне доказывать, что это не так.

– Мир стал совсем другим, – говорю я как можно более небрежным тоном. – Нынешние дети растут быстрее. Они слишком многое видят гораздо раньше, чем мы. В каком-то смысле это, конечно, хорошо, но…

– Что? – спрашивает Либби.

– Ну, он ведь работает в обе стороны? Интернет? Эсме ищет там то, что интересно ей, а если кто-то другой – незнакомый – заинтересуется ею самой?

Эсме отрывается от компьютера и поворачивается ко мне. Глаза у нее какие-то странные, невидящие, будто под гипнозом. Голова девочки подергивается и начинает сильно трястись.

– Эсме? – Я протягиваю к ней руку. – Что такое?

Дрожь сотрясает ее тело. Малышка сползает со стула на пол.

– Эсме!

– Черт! – Либби вскакивает с дивана. – Неужели опять!

Она становится на колени возле дочери, приподнимает ее голову. Я выхватываю из-за спины подушку и подаю ей. Либби просовывает подушку Эсме под голову, вытирает платком пенящуюся на губах слюну. Постепенно конвульсии затихают, спадают, как отлив.

Если это притворство, то сыграно изумительно. Я видела ее фото на сцене. Слышала, как она говорила, что мечтает стать знаменитой актрисой или певицей. Но это слишком хорошо для ребенка, сколь угодно талантливого и хитроумного. Сыграть так прямо передо мной, лицом к лицу, –

это надо иметь совсем уж невероятный дар. Правильно?

А если это так, значит Эсме серьезно больна, и дело тут даже не в связи с Эми, но эта болезнь может помочь приподнять завесу ее сознания и понять, откуда девочка знает то, что знает.

Я легонько встряхиваю ребенка – не уверена, хочу ли я вывести ее из этого состояния или погрузить в него еще глубже.

– Врача позвать? – спрашиваю.

– Ни к чему, – отвечает Либби. – Все равно от них толку никакого. Помогите перенести ее на диван.

Ее тон меня поражает. Резкий, холодный, слишком будничный – материнской тревоги не слышно. На бессознательно приоткрытых губах Эсме вдруг чудится усмешка.

Приношу из кухни воду, брызгаю Эсме в лицо. Она открывает рот, пьет. Стакан стучит о ее зубы. Бедняжка хочет что-то сказать, но с губ слетает только вздох.

– Все хорошо, детка. – Либби гладит ее по голове. – Опять то же самое. Уже прошло.

Эсме качает головой:

– Нет. – Голос у нее сухой, дребезжащий. – А как же человек, который не мыл посуду?

– Это просто книжка, – говорит Либби. – Не волнуйся.

– Нет, – отвечает она. – Это не просто книжка.

Рука Либби гладит Эсме по щекам, словно пытается осторожно выманить из нее слова, как джинна из бутылки.

– Он настоящий, – настаивает Эсме и резко садится. – Самый настоящий.

Мысли у меня в голове снова мечутся в полном замешательстве. Что это – настоящее воспоминание Эми или очередная жестокая шутка Эсме?

– Можешь сказать, как он выглядел? – спрашивает Либби.

Лицо Эсме морщится от напряжения.

– Он старый.

– Сколько лет примерно?

– Не знаю, – говорит Эсме.

– Старше меня?

Девочка кивает.

– Старше Бет?

Эсме щурится и медленно кивает снова:

– Может быть, чуть-чуть.

– А что еще? – торопливо спрашиваю я. – Что ты еще видела?

Сама не могу понять, что это – попалась ли я на хорошо разыгранный спектакль или только что получила настоящую весточку от Эми. Мои руки вцепляются в плечи Эсме и встряхивают ее с такой силой, что она подскакивает на диване.

– Бет! Прекратите! – Либби хватает меня за руки.

– Он… – Эсме ерзает на диване. – У него такой странный рот. Губы зашиты.

Либби в недоумении смотрит на меня:

– Вам, Бет, это о чем-нибудь говорит?

Я качаю головой, хотя и догадываюсь, что речь идет о том самом человеке, которого Иан якобы видел в трансе. Тот ведь тоже не мог говорить. Я по-прежнему не представляю, кто это такой, но теперь, по крайней мере, видна какая-то связь.

– Нет, – отвечаю я. – Ни о чем. Совершенно.

– Ну ладно, малышка, – говорит Либби Эсме. – Давай-ка уложим тебя в постель. – Она берет ее на руки. – Ей нужно лечь в свою постель, Бет. Поспите сегодня на диване.