Второе дыхание
Шрифт:
«О каком это «порядке» он говорит — брезгливо подумала Катя, но предложение Колесова работать с ним партнершей после долгих раздумий приняла. Все-таки — свой, русский, и жить на что-то надо.
Пройдя наскоро курс обучения, Катя стала работать с Колесовым…
К вечеру поднялась метель. Холодный порывистый ветер взвихривал над поселком снег и бил в окна с такой силой, что дрожали рамы.
Командир батальона аэродромного обслуживания майор Отто Фурст взглянул на часы. Еще нет и восьми, а в этой берлоге — полная тьма и безлюдье. Даже собачьего лая не
Авиационный полк тяжелых бомбардировщиков «Голубые кресты» считался одним из лучших полков 8-го воздушного корпуса Рихтгофена. В декабре «крестоносцы» были срочно переброшены а Крым. Вместе с ними на один из аэродромов под Симферополем прибыл и майор Отто Фурст.
Майора раздражало здесь все. Столько забот, возни с подготовкой аэродрома, а тут еще никаких элементарных удобств.
В поселке, где квартировали летчики, бездействовал водопровод, не было теплых уборных, а главное — эта мертвящая скука!
Майор зевнул. Чем заняться в такой вечер? Пойти к кому-нибудь распить бутылку вина? Перекинуться в карты?
Но он тут же вспомнил, что отпустил своего денщика на весь вечер. «Скажу часовому, пусть немного проводит», — решил Фурст и стал одеваться.
Толкнув дверь, майор спустился с крыльца. Ветер и сухой колючий снег ударили ему в лицо. Он поднял воротник и осмотрелся. Укрываясь от ветра, к углу жался часовой.
— Ком гер! — позвал его майор.
Часовой подошел и… вдруг ударом приклада сбил майора с ног.
Через секунду, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, Отто Фурст лежал на снегу. Когда к нему вернулась способность воспринимать окружающее, он увидел, что рядом с ним лежит раздетый труп часового.
«Майн гот! Партизанен!» — обожгла догадка.
У крыльца двое в полушубках и один в шинели с убитого часового о чем-то тихо совещались. Окутанные снежной пеленой, фигуры партизан казались лежащему майору уродливо огромными. Вот сейчас они подойдут и…
Но тут совершилось то, что майор в кругу друзей называл неслыханным чудом. Чья-то исполинская тень перемахнула через забор. Послышались ругательства, вскрик. Мелькнул в воздухе выбитый из рук партизана автомат. В руках другого блеснул нож. Мгновенье — и страшный удар незнакомца отбросил партизана с ножом далеко в сторону. Схватив лежащий в снегу немецкий автомат, незнакомец хотел открыть стрельбу, но двое партизан, подхватив оглушенного товарища, уже исчезли со двора.
Великан легко поднял Фурста на руки, бережно внес в дом. Здесь он вынул кляп изо рта майора, освободил его от пут, и к тому времени, когда в комнату вбежали перепуганные солдаты караула и поднятые по тревоге офицеры, Отто Фурст, наконец, обрел дар речи.
Слушая рассказ командира БАО, немцы то приходили в негодование от дерзости партизан, то с изумлением разглядывали могучую фигуру незнакомца, выручившего майора.
А тот спокойно стоял в стороне, щурясь от яркого света и безразлично посматривая на возникшую суету.
Майор подошел к нему и похлопал по плечу.
— Ти есть брави храбрец, ти есть кароши германски патриот. Как тебя зовут?
От этой
— Фамилия моя Колесов, зовут Иван Григорьевич, — медленно, растягивая слова, ответил он.
— Гут, ты, Иван Колесоф, будешь, как это сказать, мой хранитель.
Улыбаясь, майор пощупал мускулы Колесова и с восхищением воскликнул: — Феномен!
С этого дня бывший артист цирка Колесов стал телохранителем майора Отто Фурста.
Пришел и прошел новый, 1942 год.
Немцы в Крыму нервничали. Приказ фюрера взять Севастополь к полугодовщине войны с Россией, то есть к 21 декабря — выполнен не был.
Гитлеровцы временно прекратили штурм города и начали перегруппировку войск. Все ощутимей становилось сопротивление народа. На горных дорогах появились предупреждающие надписи:
«Внимание! Держи оружие наготове. Здесь партизаны».
Невидимые руки все чаще спускали под откос железнодорожные эшелоны с боеприпасами и военным снаряжением. Каждый камень, каждое дерево грозили пулей.
Даже на тщательно охраняемом аэродроме недавно взорвались баки и сгорело много тонн авиационного горючего. Это причинило немало неприятностей и хлопот майору Фурсту.
…В один из дней начала января перед домом Фурста остановилась легковая машина. Майор, обрадованный, выскочил навстречу своему старому приятелю гауптштурмфюреру [8] Эрнсту Дилле.
Несмотря на то, что гость был чином ниже майора, Фурст почтительно суетился около него. После взаимных приветствий друзья уселись в небольшом кабинете майора, служившем одновременно и спальней.
8
Гауптштурмфюрер — капитан войск СС.
— Неважно устроился, — поморщился гость.
— У моих офицеров и этого здесь нет. Дыра!
— Да! Не Париж, — насмешливо согласился Дилле.
Отто Фурст настороженно посмотрел на приятеля: что он имеет в виду? В свое время, когда майор был в Париже, ему однажды намекнули, что среди содержимого его посылок на имя фрау Фурст попадаются не личные, а военные трофеи. Но Дилле спокойно закурил сигарету.
— Какие новости, Эрнст? — спросил Фурст, успокоившись.
— Новости? Новостей много, мой дорогой Отто, — заговорил Дилле, раскуривая сигарету.
Эрнста Дилле майор Фурст знал давно, они вместе учились в университете. Несмотря на сравнительно небольшой эсэсовский чин, гауптштурмфюрер вел значительную работу в контрразведке.
— Нового много, — повторил Дилле. — Сейчас в штабе армии тихая паника. Новогодних наград не получил никто. Возможны понижения по службе. Фюрер возмущен срывом военной кампании на юге России. И он прав, — Дилле скомкал в пепельнице папиросу. — Не взяв Севастополя, мы не можем наступать на Кавказ… Декабрьские события под Москвой и затянувшаяся блокада Ленинграда и Севастополя могут иметь для нас очень серьезные последствия, — он перегнулся к Фурсту. — Ты, конечно, понимаешь, Отто, что все это я говорю строго конфиденциально?