Второе пришествие
Шрифт:
Чаров думал сейчас о том, как построить с ним разговор. Все же речь идет об его родном брате. Правда, он был прекрасно осведомлен об их прохладных отношениях. И все же родственные чувства редко исчезают напрочь, они могут под влиянием разных обстоятельств ослабнуть, но в какой-то момент воскреснуть. А сейчас не тот случай, чтобы можно было допустить такое их возрождение. Патриарх, с которым он совсем недавно обсуждал проблему, отнесся к ситуации более чем серьезно. Книга Введенского уже получила определенный резонанс не только в обществе, но и в церковных кругах, послушались даже призывы обсудить ее, не отмахиваться от некоторых выводов. Особенно громко прозвучал голос митрополита Антония,
Наконец вошел Матвей. Чаров кивнул ему головой, предлагая сесть. Матвей так и сделал и выжидательно посмотрел на начальника.
Чаров встал, прошелся по кабинету, по привычке спрятав руки в широкие рукава сутаны.
– Дело очень неприятное, патриарх встревожен, - проговорил он. - Ситуация в стране взрывоопасная, любая искра способна привести к воспламенению.
– Я понимаю, я сам крайне встревожен, - ответил Матвей, не спуская глаз с расхаживающего по кабинету Чарова.
– Мне особенно неприятно, что в этом повинен и мой брат.
– Вашей вины тут нет, - не согласился протоирей.
– Но мы должны что-то предпринять. Вы согласны со мной?
– Разумеется. Но что?
Чаров снова сел в кресло.
– Это дело деликатное, мы не должны идти в лоб. Это лишь усилит позиции вашего брата. Я был на презентации его книги, смотрел, как воспринимают его аргументы народ. И должен к прискорбию заметить, что они находят понимание. Само собой, не у всех, но это ни в коем случае не должно нас успокаивать. Особенно беспокоит возможный раскол в клире. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы этого не случилось.
– Вы говорите об епископе Антонии?
– В первую очередь о нем. Но не только.
– Чаров ненадолго замолчал. - В свое время ваш отец был близок к нему.
– Но не сейчас. Я точно знаю, они давно не встречались.
– Но это не препятствие для новой встречи. Как отец Вениамин отнесся к книге своего сына?
– Отрицательно, - поспешно проговорил Матвей.
Чанов одарил его пристальным взглядом своих небольших глаз.
– Это отрадно слышать. Патриарх высокого мнения о вашем отце.
– Это для нашей семьи большая честь.
– Боюсь, не для всех ее членов.
– К сожалению, это так, отец Валериан.
– Как вы думаете, Матвей, почему ваш брат направился по такой дороге? Ведь вы по ней не пошли.
– Он с ранних лет выказывал большую самостоятельность и независимость в суждениях.
– А вам не кажется, что в нем свил гнездо грех гордыни?
– Именно так, - подтвердил Матвей.
– Он всегда стремился быть первым.
– Гордыня создает ложные помыслы и побуждает
– Абсолютно верно, - поддержал его Матвей.
– Это и случилось с братом.
– К сожалению, мы пока не в силах вразумить его. Он не только не послушает вас, но и отца.
– Увы, это так.
– Нам остается по-возможности контролировать его действия, знать, что он намерен делать.
Матвей в знак согласия склонил голову.
– Я надеюсь на вас и на вашего батюшку, - продолжил Чаров.
– Вы должны как можно больше находиться рядом с ним.
– Это не просто, мы не дружны.
– Мне это прекрасно известно, - вкрадчиво произнес протоирей.
– Но вы должны изменить ситуацию. Внушите ему, что его книга заставила вас задуматься над его выводами, хотя первоначально вы их отвергли. Подискутируйте. Если надо, в чем-то соглашайтесь. И по-возможности привлеките к разговорам отца Вениамина. Ваш брат уважает отца. Это то задание, которое вам поручаю не я, а патриарх.
– Это великая честь. Сделаю, что смогу, - с волнением произнес Матвей.
Чаров тихонько вздохнул.
– Я предчувствую, что всем нам предстоят непростые испытания.
10.
Весь оставшийся день и большую часть ночи Введенский размышлял над тем, чему был свидетелем. С одной стороны все это казалось абсолютно нереальным, каким-то перфомансом, хотя, кто его придумал и с какой целью разыграл, было непонятно. С другой стороны, если невероятные события, которые не вписывались в представление о возможном, разыгрались две тысячи лет назад, то почему они не могут в каком-то виде повториться снова. Да и вообще, знаем ли мы границы допустимого, за историю человечества знает много чудес, причины которых так и остались неразгаданными. Поэтому не стоит с порога отвергать все, что увидел, решил Введенский, как бы порой неправдоподобным это казалось. Лучше попытаться попробовать понять, что это все означает. В любом случае выглядит вся эта кампания крайне необычно. И даже если есть один шанс из тысячи, что они те, за кого себя выдают, то только ради этого стоило появляться на свет божий. Такого еще ни с кем не было, по крайней мере с того момента, как Христос исчез из поля зрения человечества, а взамен его появилось христианство. И если теперь он стал свидетелем Его возвращения, то это величайший дар судьбы.
Но Введенского беспокоила еще одна мысль: ему хотелось, чтобы Вера тоже познакомилась с этими людьми. И в первую очередь с тем, кто называет себя Иисусом Христом. Впрочем, для себя Введенский решил, что отныне будет мысленно называть Его этим именем, без вводного предложения. А в дальнейшем, возможно, станет ясно, кем на самом деле является этот человек.
Введенский проснулся с мыслью, может ли он позвонить сегодня Вере? Давно у него не возникал такой вопрос, но после того, как она ушла, не попрощавшись с презентации, он не мог избавиться от ощущения, что в их отношениях что-то серьезно изменилось. Сама уж она точно первой не даст о себе знать - не тот характер. Значит, инициатива должна идти от него.
Он позвонил ей в то время, когда она по его расчетам должна была быть свободной. Голос Веры звучал холодно и отчужденно, но то, что она не бросила трубку, было все же хорошим знаком. Значит, есть надежда, что разговор не завершится ничем.
– Вера, дорогая, нам очень нужно поговорить.
– Ты все сказал, а я все услышала. Этого вполне достаточно.
– Так не бывает. Человек никогда не может сказать другому человеку всего. Так думают только скудоумные люди.
– Значит, по-твоему, я скудоумна?