Второе рождение
Шрифт:
— Надь, что случилось?
— Ничего, ничего, — мотает она головой. — Извини…
Отвёл её за дом и осторожно обнял.
— Скажи, что ты там увидела?
— Нет, не надо.
— Не держи в себе.
Она смотрит в глаза.
— Серёженька, там был огонь. И…
— Наденька, не думай об этом. Всё позади. Не надо бояться. Тебе ведь больше не страшно? Правда?
— Прости, я такая дура… Мне ведь теперь и правда — не страшно. Но я вспомнила, как я сама горела… Как это… Мясо…
Она утыкается лицом в плечо. Погладил её по голове.
— Надь,
* * *
Она держится за руку и тихо рассказывает.
— Это было ужасно больно. Ты не можешь даже представить, что это такое — когда на тебе горит одежда. От боли я потеряла сознание. Не знаю — что было дальше. Меня нашли почти совсем сгоревшей… Но почему-то ещё живой.
— И ты сейчас всё это вспомнила, когда увидела огонь?
Она кивнула и через несколько неторопливых шагов ответила:
— Да. Мне показалось…
— Надь, не надо больше об этом. Я уже сам вспотел это представлять.
Она смотрит на свою руку.
— Если бы я тогда могла, как сейчас, выдерживать триста градусов…
— Ого! Да ты почти несгораемая.
— Это только если быстро. Но я бы — наверно — успела выскочить.
— Ты хорошо бегаешь?
— Ну… Неплохо.
— Бежим наперегонки? До конца улицы?
— Давай! — весело соглашается она, не отпуская руку.
Сперва немного вырвался вперёд, так что почти тащил Надю за собой. Но первый рывок прошел, она поравнялась и к концу улицы уже ей приходилось себя притормаживать, чтобы держаться рядом. Остановившись, едва перевёл дыхание. А Надя будто и не бежала. Но теперь в её выносливости нет секрета.
— Катя зовёт к столу, — сообщает она вдруг. — Пойдём.
Обратно пошли обычным быстрым шагом. Со многих дворов поднимаются дымки, пахнет шашлыками — видно, что тоже готовят.
— А там, похоже, что-то пригорело, — показывает Надя на один из домов впереди. Из открытого окна дома поднимается дым. Уже проходя мимо, заметил:
— Надь, похоже — там не пригорело. Как бы там не…
— Мамочки! Пожар! — восклицает Надя.
Ещё не видел, чтобы хоть одна девушка так лихо перескакивала через забор. Хоть и не высокий — но всё же. Пока сам перелез за ней — она уже у двери. Дёргает — а дверь заперта. Окно открыто только на втором этаже. Пока оглядывался в поисках лестницы — услышал звон. Обернулся — и только успел увидеть Надину курточку, мелькнувшую за разбитым окном. Сунулся следом. Но дым заволакивает всё сильнее. Услышал, что где-то в доме ребёнок зовёт маму. А потом крик прекратился. И услышал, что Надя зовёт. Поднял голову — и увидел её в открытом окне второго этажа.
— Не входи! — кричит она, перекидывая ноги через подоконник. В одной руке она держит плачущую малышку в розовой пижаме. Перехватывается рукой за подоконник и начинает осторожно сползать по стене. Поднял руки и достал до её ног.
— Девочку держи!
Сам не понял толком — как малышка лет четырёх оказалась в руках. А Надя снова скрылась в доме. Вдруг из дома донеслось какое-то шипение. На руках плачет
— Бандит, отпусти ребёнка!
Надя появляется из дома, отряхивая руки, и набрасывается на вбегающую в калитку пару:
— Вы где шлялись, идиоты?! У вас дыма полный дом! А если бы правда — пожар?!
— Вы кто такие?! — продолжают возмущаться прибежавшие.
— Спасатели! Учтите — вся операция по спасению записана на видео! — кипятится Надя. — Вам может быть предъявлено обвинение в попытке убийства ребёнка посредством поджога дома! Часть третья статья тридцать уголовного кодекса!
— Мы только… До магазина… — растерянно начинают оправдываться хозяева.
— Скажите спасибо, что у нас бланков протокола с собой нет! — выпаливает Надя. — Сергей, передайте им ребёнка.
Оказавшись на руках у своей мамы, девочка почти успокаивается.
— Идёмте, Сергей, — зовёт за собой Надя в том же официальном тоне.
Уже оказавшись на улице, спросил её негромко:
— Надь, ты что — наизусть уголовный кодекс знаешь?
— Зачем? Я просто его загрузила и нахожу поиском.
— Упасть и удариться. У тебя что — компьютер в голове?
— Нет, мобильник. Ты даже на замечаешь, когда я в нём копаюсь.
— Фига се… А что у них там горело?
— Кастрюля на печке выкипела.
* * *
Немного странное ощущение: сидеть за столом и смотреть — как едят другие. Поначалу после больницы это раздражало. Потом привыкла. А с тех пор, как однажды накрыла Серёже поужинать — стало даже приятно смотреть, как он ест. Он берёт салат, который помогала готовить — и хочется, чтобы он взял ещё.
— Надь, передай вон ту… — просит Валентина.
Встала из-за стола и поднесла ей. Потом Колян попросил хлеба, Серёже подала ещё мяса… Подумала о том, чтобы снова пойти в официантки.
* * *
Вышла на балкон. Надя сидит в плетёном кресле и смотрит вдаль. Присела возле неё.
— Валь, что-нибудь помочь? — оживляется она.
— Надь, ты и так только помогаешь, а ничего не ешь. Не знаю — как другим, а мне уже неудобно.
— Не парься. Я раньше официанткой работала. А есть мне нельзя.
— Спортивный режим?
— Хуже. Желудок испортила.
— Ясно… А что у тебя за спорт?
— Рукопашка.
— Ой… Но почему?
— Для самозащиты. И знаешь — довольно часто приходится.
— У тебя же Серёжка есть. Он что — тебя не защищает?
— Мы не вместе живём. Часто вечером одна хожу.
— Ааа…
Подумала о том, что с её фигурой и личиком, неверно, трудно. И как-то сразу перестала ей завидовать. Мало того, что пристают, а если на тренировке кто-нибудь стукнет в носик — и прощай, красота. Придётся пластику делать. Говорят — кучу денег стоит.
* * *
Вечер. У берега пруда лежит большое бревно без коры, давно приспособленное местными под лавочку. И сидеть на нём приятно. Особенно — рядом с Надей, приобняв её рукой за плечи. Она держит за ладонь своей прохладной рукой и неподвижно смотрит на воду.