Второе рождение
Шрифт:
— Тебе не холодно?
— Нет. — отвечает она. — Мне с тобой всегда тепло.
Помолчав, она спрашивает:
— Серёженька, чем здесь пахнет?
— Водой. Травой. Немножко — дымом и шашлыками.
Она поворачивается и, глядя в глаза, добавляет:
— И тобой.
— Тогда и тобой тоже.
— А чем я пахну?
Вопрос остановил на пол дороги до её губ. Прикрыл глаза и ткнулся лицом в её волосы. От них пахнет совсем не так, как от прежних подружек. Пахнет слабо, но чем-то приятным. Так и не придумал лучшего, чем ответить:
— Просто тобой.
— Тебе
* * *
С балкона видно пруд и устроившуюся на бревне парочку.
— Кать, как думаешь — целоваться эти спортсмены тоже не устают?
Оглянулась на Ленку, греющую полупустой бокал об щеку, и пожала плечом.
— Надька точно не устаёт. Блин… Уже тоже так хочу. Кажется, если ещё немного выпью — пойду Мишку облизывать.
— А чего не Коляна?
— Из чувства самосохранения. Мишка — классный пацан, но я его почему-то даже пьяная не хочу.
* * *
Очередной выходной, когда осталась одна. Только потому, что сама так захотела. Уже самой не верится, что всего несколько месяцев назад была уверена — с личной жизнью покончено навсегда. И вот уже приходится придумывать поводы, чтобы побыть одной. Вроде бы — ничего не изменилось. Тот же зарядный блочок, тот же "завтрак язвенника". Но всё не так. Надо думать о нижнем белье и своём запахе. О том, что приготовить милому в следующий раз. О том, что надо чаще менять постельное. Всё это хлопоты, от которых будто теплеет где-то внутри. Будто снова стала живой и тёплой. И хочется быть для него красивой и нежной. И хочется поваляться на раскрытом диване — но ведь сама сказала, что надо устроить уборку. Но механическим рукам уборка в однокомнатной — сущий пустяк. И когда после уборки и похода за продуктами вернулась — а впереди ещё половина дня, и механические ноги не знают усталости. И хочется поделиться своим счастьем, но подруги на работе. К тому же — они всё видели сами. А потом вдруг поняла — с кем хочется поделиться. Она это точно оценит.
* * *
— Надька! Лопни моя батарейка! Какими судьбами?
Софья-Виктория удивилась и обрадовалась звонку. И тут же пригласила к себе в салон. Ехать до него не очень далеко, но с пересадкой. Это небольшая пристройка к большому мотосалону. Когда вошла — слегка оробела. Потому, что странность хозяйки передалась и помещению. Даже трудно назвать это салоном. Скорее — комната с перегородками. За прозрачной перегородкой — гараж с мотоциклом. На стене в образцовом порядке развешаны инструменты и какие-то запчасти. Некоторые из запчастей — явно старые, но бережно очищены. На половине "тату-салона" тоже образцовая чистота, хотя и сочетается она с плакатами иногда жутковатого вида. Много плакатов с рисунками татуировок, фотографии готовых работ. За отодвинутой шторой — аккуратно застеленная кушетка и пара кресел с хитрыми механизмами регулировки высоты. Круглый столик для посетителей — со стеклянной крышкой, опирающейся на мотоциклетное колесо. Хозяйка встречает, одетая сплошь в чёрное. И первым делом бросается обнимать.
— Надька! Пищу и плачу! Что у тебя — рассказывай!
— Софья-Виктория, я знаю, что ты болтушка, но я не могу с тобой не поделиться.
Она усаживает в кресло у столика
— Ну давай — не томи. Что-то хорошее?
— Да. Только не рассказывай всем. Пожалуйста.
— Ты удивишься, но это я тоже умею. Давай — выкладывай. Тебе налить чего-нибудь?
— Ты же знаешь…
— У меня есть свежая солярочка. Высокой очистки достала. Если хочешь — импортный энергогель есть. Японский. Не пробовала?
— Ой… Софья-Виктория… Ну… Давай японский.
Она бросается наливать и кидает через плечо:
— И называй меня просто Совка. Меня друзья так для краткости окрестили.
— Ладно. Ты ведь помнишь того парня, который водил меня на закрытие?
— Глист в косухе?
— Совка, я сейчас обижусь. Он — между прочим — после того в качалку пошел.
— Лопни моя батарейка. Мужик. Что у тебя с ним?
— Совка, он оказался лучше, чем я могла подумать.
— Надька, ты что — влюбилась?
Отхлебнула из чёрной стеклянной чашки и мелко покивала.
— Пищу и плачу. И что? Как ты теперь…
— Счастлива. Даже самой не верится.
— А он? Ты ему сказала?
— Сказала. Только сперва сказала, что я — кукла. Ещё зимой. Думала — отстанет.
— С чего бы?
— Как это — с чего? По-твоему — это нормально, когда парень любит пластиковую куклу?
— Знаешь что, куколка… Я тоже поначалу удивлялась, что моему моя клешня нравится.
— Так у тебя есть парень?
— Парень? Я замужем, куколка! Через год старшего в школу поведём!
— Старшего?
— Мелкой скоро три. Ладно — так что у тебя с твоим?
Снова отхлебнула из чашки и прошептала:
— Совка, у меня с ним всё классно. Лучше, чем я могла подумать.
Софья-Виктория кидается обниматься, едва не опрокидывая свой столик.
— Пищу и плачу. Надька, я за тебя так рада!
— Ой, Совка, ты что — правда плачешь?
Она достаёт платок и вытирает под глазами.
— Надь, я всегда знала, что ты классная.
— Мне иногда самой хочется заплакать от счастья. Жалко — нечем. И… Ты представляешь — Серёженька понимает, когда я заплакала бы, если бы могла!
— Надька, я никому не расскажу, но с одним условием!
— Что? Софья-Виктория, я же просила тебя!
— Обещай, что позовёшь на свадьбу!
— Ты с ума сошла. Какая у меня может быть свадьба?
— Просто пообещай. Я в тебя верю.
Прежде, чем пообещать — задумалась на несколько секунд. А потом сама обняла её и шепнула:
— Софья-Виктория, спасибо. Если будет свадьба — я тебя обязательно позову.
* * *
Глава 15
Девятое мая. В школе однажды спросила историка — зачем праздновать победу, которая была больше ста лет назад. А он сказал, что это важно — как память о страшной войне. После этой войны было много других, но эта особенная. Самая страшная. И самая важная. Вечером восьмого говорили об этом с Серёжей — и он предложил пойти на площадь. Посмотреть парад. Раньше никогда не пыталась туда пойти. Но теперь ведь не страшно, что затолкают. Поэтому сразу согласилась. И весь вечер смотрели старые фильмы о войне. Когда посмотрели "Повесть о настоящем человеке", Серёжа шепнул: