Второе рождение
Шрифт:
— Выходит — я сейчас продлеваю жизнь твоей батарее?
— Да.
— Тогда я постараюсь согревать тебя почаще. Чтобы ты жила долго.
Дёрнулась, подставляя губы к его губам.
* * *
Совсем другой вечер, совсем другая погода. Но одинокий выходной снова прошел в постели — за чтением учебников. Под вечер не удержалась и набрала знакомый номер.
— Внимаю.
— Димочка, не помешала?
— Нет. Сегодня я свободен, как кирпич в полёте. А что случилось?
— Ты ведь всё знаешь о роботах?
— Много. А что тебя
— Может робот вести себя, как человек?
— Может. Если его на это запрограммировать. Только всё равно это будет имитация.
— А как же искусственный интеллект?
— Любой искусственный интеллект тоже запрограммирован на решение какой-то задачи. Может быть — комплекса задач.
— А без задач бывает?
— Нет.
— Может быть — ты просто о таком не слышал?
— Пытались ради эксперимента сделать самообучающегося робота без конкретной цели. Он так и не пошевелился.
Усмехнулась:
— Как я сегодня. Лежу бревном.
— Догадываешься — почему он тоже лежал бревном? У него нет потребностей, которые надо удовлетворять. У любого нормального человека есть, у тебя тоже есть, хотя и меньше. А ему шевелиться было незачем.
— И что с ним сделали? Так и разобрали?
— Зачем? Запрограммировали на задачу — сразу дело пошло.
— Выходит — без цели нет действия?
— Есьсесьно. У человека тоже изначально есть куча целей. Они заложены природой.
— Как бы — тоже запрограммированы?
Дима объясняет с расстановкой, обдумывая ответы.
— Ну в некотором роде. Хотя не все. Вот необходимость питаться — это тоже задача. Но она обусловлена тем, что иначе человек умрёт. А желание жить — да, заложено.
— Тогда выходит, что любой человек — тоже немножко робот?
— Если утрировать и упрощать, то да. Немножко.
— Дим, а как ты думаешь, я — больше робот?
— Внешне — да. А так — нет.
— Разве?
— У тебя живое сознание. Это всё меняет. Ты действуешь не по программе, написанной кем-то, а по своим желаниям.
— Минуточку. Я тоже действую по своей задаче. Жить — это тоже задача. И кстати — очень сложная. Или будешь с этим спорить?
— Буду. Потому что твоя собственная жизнь по-настоящему ценна только для тебя самой. Это просто самоподдержание.
— Димка, так значит — для тебя я ничего не значу?
— Я этого не сказал.
— Сказал! Ты сказал, что моя жизнь ценна только для меня!
— Надь, ну ты неправильно меня поняла.
— Ты сам дурак.
— Может быть. Но ты тоже дура.
— Знаешь, что…
— Но я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Значит — для тебя она тоже ценна?
— И для меня, и для твоего Серёги, и для твоей мамы. Но сильнее всех — для тебя. Будешь спорить?
— Наверно — не буду. Когда меня стукнули палкой по голове, я вдруг поняла — насколько сильно я хочу жить.
— Погодь. Когда это тебя так стукнули?
— Забудь. Это ещё в прошлом году.
— И ты ничего не сказала? Надь, ты чего?
— А
— Надька, дубина ты пластиковая. Это же очень важно! Рассказывай всё!
* * *
К счастью — догадался включить запись. Потому что рассказ о Надькиной ночной жизни занял больше часа. Иногда давился от смеха, несколько раз пришлось поволноваться. Будто прослушал сбивчивый пересказ какого-нибудь полицейского боевика с героем-одиночкой. Не удержался, чтобы не сказать ей об этом. Она обиделась:
— Ты мне не веришь?
— Надь, я верю, но это нереально круто. Ты же готовый полицейский.
— Правда?! — радуется она.
— Правда. А Серёга об этом знает?
— Нет. Я не хотела его волновать.
— Ну ты и шпионка. Ты ещё не решила — куда поступать?
— Ещё думаю. Может быть — всё таки в технический?
— Надька! Только в полицию! У тебя уже послужной список хорошего оперативника!
— Димочка, но меня ведь туда не возьмут с моей инвалидностью.
— А сколько раз ты можешь отжаться?
— Ну за час примерно…
— А кто четверых бандитов голыми руками?
— Ну какие же они голые… Я в перчатках была.
— Надька, я тебя туда за руку отведу! Ты же там порядок наконец-то наведёшь!
— Ты думаешь? А… А на какое отделение?
* * *
Закончила разговор, уже стоя у шкафа. Открыла и потрогала китель, который после случая с соседом подумывала тихо выбросить. Достала его вместе с вешалкой, подошла к зеркалу, приложив к себе. Полюбовалась. Осмотрела себя ещё раз камерой Потеряшки. Аккуратно отряхнула и снова повесила в шкаф. И тут поняла, что придётся уйти с работы. С той самой работы, на которой встретила Серёжу.
* * *
— Надь, что-то случилось?
Серёжа присаживается напротив и смотрит в лицо. Но смотреть на него грустно, поэтому отвернулась.
— Я что-то не так сделал?
— Серёжа, всё так. Ты замечательный. Просто мне грустно.
— Почему?
— Ну я же девушка в конце концов. Могу я просто погрустить?
— Ладно. Если понадобится моя помощь — скажи. Погрустим вместе.
Он отходит в сторону. Кажется — решение принято, да и слово себе дала — поступить на высшее. Но теперь жаль уходить с автомойки. Потому что это значит — снова изменить свою жизнь. Снова потерять всё. Автомобили, которые стали почти родными. Особенно некоторые из них — которые приезжают мыться чаще других. Дядю Сеню с его доброй и мудрой улыбкой. А главное — Серёжу. Он не просто парень, с которым приятно провести день или ночь. Он признал девушку даже под пластиковой оболочкой. Научил пластиковую куклу, что она тоже может быть любимой. На мойку заезжает очередной запылённый клиент — и грусть снова надо отложить на потом. Даже нахальный БМВ теперь кажется старым другом. Он следит за собой и наверняка получится встретиться с ним ещё. Но руки невольно трут его бока тщательнее, чем обычно.