Второе рождение
Шрифт:
Планшет задумывается на несколько секунд и выдаёт сообщение: "Находится в розыске восемь месяцев как пропавшая без вести. Изменить статус розыска?". На экране фотография совершенно другой девушки. Рыжей, круглолицей, с голубыми глазами и более широким носом.
— Кто может подтвердить Вашу личность?
Она пожимает плечами и молча кивает на врача. Тот разводит руками.
— Это та девушка, которая была обнаружена пожарным расчётом. Она сильно обгорела и не подлежала опознанию. Внешность фактически создана заново.
— Отпечатков
— Ладно — перейдём к тому, как Вы оказались в здании. Вы помните обстоятельства?
— Ну… — она заводит глаза к потолку. — Это было… Толик позвал меня пошляться по заброшкам. Они с корешком часто так шлялись.
— Пожалуйста — полное имя Толика и его приятеля.
— Толик Мухоедов. Тогда ему было двадцать три. Приятеля он называл Марлоном. А Марлон Толика — Мухой.
На имя "Анатолий Мухоедов" планшет с ходу выдаёт двоих. Одному сейчас двадцать три, другому — двадцать четыре. Кнопка "подставные" вываливает на экран ещё десяток портретов молодых людей близкого возраста.
— Пожалуйста — укажите: кто из этих людей похож на указанного Вами.
Девушка смотрит на поднесённый ей экран, недолго раздумывает и тычет в одного.
— Вот этот похож. Только Толик постарше и причёску по-другому носил.
Действительно — она опознала старшего из Мухоедовых. Планшет, не долго думая, сообщает: "Погиб семь месяцев назад. Несчастный случай по собственной неосторожности. По показаниям знакомых, в последний месяц замкнулся, находился в глубокой депрессии". Судя по всему, девушка говорит правду, но хуже то, что теперь от её показаний зависит ещё больше.
— В каких отношениях Вы состояли с Анатолием?
— Ну…
— Надежда, Вы должны отвечать на мои вопросы.
— Блин… Ну в близких. Ночевал у меня. Но я побаивалась. Мы только обнимались.
— Надежда, постарайтесь максимально подробно вспомнить события того дня.
Планшет автоматически входит в режим "регистрация показаний". Девушка задумчиво покачивает головой.
— Это был — по-моему — понедельник. У меня был выходной, у Толика — короткий день. Вечером зашел Марлон.
— В каком часу это было?
— Не помню. Кажется — уже темнело.
— Как он выглядел?
— Он ходил в такой дурацкой куртке с капюшоном, и всегда как будто смотрел под ноги. Так что я и лица его толком никогда не видела. Зато он часто крутил в пальцах спичечный коробок. Как будто сейчас фокус покажет.
— Понятно. Продолжайте.
— Ну… Я пошла на кухню, они о чём-то тёрли, а когда я вынесла перекусить, Толик предложил мне собираться. Он сказал, что есть прикольное место, и мне там понравится. Ну я всегда за любой кипишь, кроме голодовки. Так что
— В котором часу вы вышли?
— Ну так… Уже почти стемнело.
— Как долго вы шли?
— Ну я не засекала. Я по дороге ещё потыкалась в мобилку, а потом увидела забор с воротами. Марлон надавил на ворота, они немного приоткрылись, и мы зашли. Там был длинный тёмный двухэтажный дом и приванивало какой-то мазутой.
— Вы сможете опознать этот запах?
— Она больше не чувствует запахов, — сообщил врач.
— В общем — мне там сразу жутко не понравилось, а пацаны посмеялись и сказали, что я могу оставаться во дворе. А они зайдут. И я, как дура, потащилась за ними.
— Что Вы делали в здании?
— Сначала держалась за Толика и смотрела под ноги. Он фонариком светил, а Марлон спички жег. Потом я решила, что всё не так уж страшно, включила фонарик в телефоне и начала разглядывать плакаты на стенах. Там в одной большой комнате было много понаклеено. И совсем старые, и новые. И жутко воняло. Я не заметила, как начало вонять горелым. А потом в комнате стало светлее, я обернулась, а это дверь горит. Я кинулась к окну, разбила стекло, а на окне решетка. А потом начали загораться плакаты. Там ещё стояли какие-то бочки и большой грязный баллон. И ещё всякое валялось. И всё начало гореть. И пол тоже.
— Вы не пытались покинуть комнату?
— Как я могла? Около двери горела бочка. Так горела, что гудела. Я прижалась к окну и надеялась, что до меня не достанет. А потом что-то бабахнуло, разлетелось и на мне начала гореть одежда. А потом я очнулась в больнице. Всё.
— Вы так спокойно об этом рассказываете.
— Слишком много раз всё это вспоминала. И всё равно я теперь не могу заплакать.
— Понятно. У Вас был при себе мобильный телефон. Вы пытались вызвать помощь?
— А куда бы я вызывала? Я же адреса не знала.
— Можно было воспользоваться приложением автоматического экстренного вызова. Оно есть во всех телефонах уже много лет.
— Ой… Я не подумала. Я так испугалась…
— Ладно. Почему Вы не сообщили Ваши полные данные ранее?
— Не знаю. Я думала — это известно.
— Она четыре месяца была без сознания, — напомнил врач.
— Вы желаете, чтобы мы сообщили Вашей матери о Вашем местонахождении?
— Не знаю… Пока не говорите ей ничего. Толику что за это будет?
— Трудно сказать. Следствие определит.
— Хорошо бы побольше ему припаяли. Передайте ему от меня, что он — козёл.
— Обязательно. Выздоравливайте. До свидания.
Когда покинули палату, врач подошел ближе и негромко сказал:
— Пожалуйста — не сообщайте пока родным ничего. Я не уверен, что они признают её после того, что произошло.
— Я видел фото с места происшествия. Это были обгоревшие останки. Вы сделали невозможное. Но почему всё-таки Вы не поинтересовались её полным именем? У нас бы по крайней мере не висело дело о пропаже человека.