Второе рождение
Шрифт:
— Пацаны в порядке. Если будешь вести себя прилично — через пару месяцев будешь снова с ними. Если захочешь.
— Мать твою. Док, мне нельзя пару месяцев. Мне бабки нужны. Я невесте обещал, что вернусь — дом купим. И свадьбу сыграем.
— Если любит — потерпит немного. Невеста военного должна уметь терпеть. А ты — уж тем более должен.
Он молчит. Может быть — обойдётся.
— Док, где дырка-то? Почему я ног не чую? Док?
— Вот ноги твои подремонтировать придётся. Главное — не дёргайся пока, чтобы швы не разошлись.
— Чего,
Приходится вспомнить молодость:
— Смирно! Лежать!
Парень на секунду замирает.
— Какого, мать твою, хрена! Какой лежать?! Что у меня с ногами?!
— А если будешь выделываться, — замечает немолодой сосед, придерживаясь за костыль, — то ничего у тебя с ногами не будет. И ног самих не будет.
— Мать вашу! Где мои ноги?! — орёт парень, стараясь вырваться из ремней, держащих его пояс и руки. И тут приходит спасительная мысль.
— Зовите Надежду! Быстро!
— Какую, мать твою, надежду?! Ты у меня всю надежду отрезал, сука! Я до тебя доползу — пополам порву! Падла! Мать твою!
— Надя, здесь он! Помоги! Тебя он послушает! — кричит в коридоре медсестра.
Надежда вбегает и замирает в дверях.
— Что здесь происходит?!
— Сучка! Какого припёрлась?! На калеку поглазеть?!
— Ты? Калека? Не смеши меня, а то у меня батарейка лопнет.
— Слышь, ты, сука! Где ты тут смех нарыла?!
— А сейчас ты с меня посмеешься. Хочешь? Хочешь — тебе тут расскажут, как в прошлом году сюда обгоревший труп привезли?
— Нахрена мне твой труп?! Где мои ноги?!
— В жопе твои ноги, слюнтяй! — выдаёт Надежда то, чего никак от неё не ожидал. — А труп был мой! Я была обгоревшим трупом! Понял?!
Резко подойдя, она прижимает парня к кровати обеими руками и сильно сжимает его мускулистые плечи. Так, что он морщится от боли.
— Смотри на меня, сопляк! Из за ног он тут истерику устроил. Давно такую милаху не встречал? А от меня почти ничего не осталось! Слышишь? Ничего! Меня заново по винтику собрали, а теперь пол больницы за мной с цветами бегает! Усвоил, дурко?
— Как — собрали… — опешил парень так, что перестал дёргаться.
— Как куклу собрали — понял?! Мне теперь до конца жизни вместо шампусика солярку пить придётся! Вместо пироженки — редукторное масло! А ты за какие-то ноги разорался, сопляк!
— Ты что, мать твою — робот? Вы что мне тут — в утешители бота подсовываете?!
— Заткнись, дубина! В башке я всё ещё живая! Понял?! Только голова обгорелая жила, да сердечко стучало! И я не рыдаю, что жопа сгорела! Новую ещё лучше сделали!
— Что — в натуре?
— Нет, в одежде. В натуре я только купаюсь.
Парень молчит. Надежда выпрямляется и подмигивает:
— Вот придёт сюда знакомая татуировщица — она тебе ещё не такое расскажет. У неё рука железная, и половина башки. Довольна, как слон.
Парень поводит плечами и просит.
— Док, отстегни ремни. Жопу почесать.
Приходится заверить:
— Главное цело. Слегка поцарапано, но до свадьбы заживёт.
И уже не ему:
— Надь, спасибо тебе огромное. Дальше у нас мужской разговор.
— Ой, что бы вы, мужики, без нас делали? — усмехается Надежда через плечо, уходя.
— Вымерли бы, как мамонты, — соглашается немолодой пациент, закидывая непослушную ногу на кровать. Вот как тут не пожалеть, что скоро придётся Надюшу выписывать?
* * *
Захотелось выйти в город. Просто так. Не то, чтобы что-то нужно. Но с тех пор, как ноги стали слушаться — в больничном дворе уже тесно. Куда и зачем идти — ни малейшего понятия. Даже навигатор, загруженный в телефон и предлагающий кучу возможностей, ответа не даёт. Где пообедать, где выпить кофе, где подстричься… Зачем теперь это всё? Неподалёку есть антикафе. Всегда смешило это название. Ассоциировалось с туалетом. Пойти туда? А что надеть? Может быть — не стоило так уж отговаривать маму приехать, кое-что из старых вещей наверняка удалось бы натянуть. А пока есть только одежда для пробежек. Не надевать же — в самом деле — полицейский китель. Хоть медсестра и умудрилась его отчистить. Почти дочиста. Повертелась перед зеркалом в одежде для пробежек… И переоделась. В другой костюм.
Странное дело. Никогда не боялась ходить по городу, а тут вдруг заробела. Остановилась перед воротами и уставилась на них, будто известное животное шерстяной породы. Кто-то тронул за локоть.
— Подскажите — как пройти на остановку?
Обернулась. Спрашивает женщина лет шестидесяти. На открытой в навигаторе карте видны две синие отметки с силуэтом автобуса.
— Ммм… Вам нужно пойти налево, вдоль забора больницы, потом снова налево — и увидите остановку.
— Спасибо, милая. Хорошей тебе службы.
Проводила её взглядом, сохранила в навигаторе точку — чтобы на обратной дороге не заблудиться — и неторопливо пошла. Спешить некуда, разряжать батарею раньше времени — незачем. Навигатор показывает, что неподалёку какая-то вода. И верно — стоило обойти длинное белое здание — показалось небольшое озеро. Навигатор показывает, что по озеру проходит граница двух городских районов. Задержалась у воды. Женщина тянет маленького мальчишку за руку.
— Пойдём домой. Хватит играть.
— Мама, я не пойду! — истошно вопит мальчик.
— Будешь упрямиться, отдам тебя тёте-полицейскому.
— Ну и отдавай! Она класивая!
Приходится пригрозить:
— Тех, кто плохо себя ведёт — полиция наказывает. Знаешь — как больно полиция наказывает? А тех, кто хорошо себя ведёт — берут в полицию работать.
— Тётя, а меня возьмут в полицию? Я хочу с Вами.
— Если будешь слушаться маму и хорошо себя вести. Тогда возьмут.
Малыш перестаёт упираться и, шмыгая носом и оглядываясь, уходит вслед за мамой. Сама же сделала для себя вывод: