Второго шанса не будет
Шрифт:
Я то и дело поглядывал по сторонам, явно привлекая к себе внимание. Когда рядом останавливалась машина или поблизости кто-нибудь проходил, я мгновенно напрягался.
Скорее бы все это кончилось. Все решится в течение ближайших нескольких минут. В этом я был уверен. Спокойствие. Надо сохранять спокойствие. Из головы не выходили слова Тикнера. А вдруг кто-нибудь просто подойдет к машине и вышибет мне мозги?
А что, вполне вероятно.
Зазвонил телефон. Я вздрогнул и поспешно откликнулся.
Послышался механический голос:
– Трогайся. В сторону западного выезда.
– А где здесь запад? –
– Там, где Четвертая улица. Поезжай по знакам. Там будет эстакада. Ты под контролем. Если за тобой кто-нибудь следует, мы исчезнем. Не выключай телефон.
Я без колебаний повиновался, прижимая телефон к уху правой рукой с такой силой, что кисть побелела, а левой вцепившись в руль, словно собирался сорвать его с колонки.
– Поедешь по Четвертой в западном направлении.
Я повернул направо и выехал на шоссе. Посмотрел в зеркало – не едет ли кто за мной? Трудно сказать.
Вновь зазвучал механический голос:
– Увидишь небольшой торговый ряд.
– Тут миллион небольших торговых рядов.
– Это справа, рядом с детским магазином. Прямо у выезда на Парамус-роуд.
– Ясно. – Я издали увидел его.
– Там остановишься. Слева увидишь дорожку. Повернешь. Как доедешь до конца, глуши двигатель. Деньги держи наготове.
Я сразу понял, почему похититель выбрал именно это место. Туда можно подъехать только одним путем. Все магазины сдаются внаем, за исключением детского. А выезд в дальнем правом конце. Иными словами, и на отшибе, и прямо у шоссе. Незаметно подъехать невозможно.
Надеюсь, федералам это понятно.
Подъехав к магазину с тыла, я увидел стоящего у фургона мужчину. На нем были красная фланелевая рубаха с черными полосами, темные джинсы, солнцезащитные очки и бейсболка. Я всячески пытался отыскать у него хоть какую-то особую примету, но в голову приходило только одно: обыкновенный. Обыкновенный, то есть среднего роста, средней комплекции. Вот разве что нос. Даже издали было видно, что он деформирован, как у бывшего боксера. Но может, это просто маскировка? Как знать. Я присмотрелся к фургону. «Би энд Ти электришнз. Риджвуд, Нью-Джерси». Ни телефона, ни адреса. Номера штата Нью-Джерси. Я запомнил их.
Мужчина прижал мобильник к губам, и я услышал механический голос:
– Иду. Деньги передашь через окно. Из машины не выходи. Ко мне не обращайся. Где найдешь дочь, скажу после, когда окажусь с деньгами в безопасном месте. Позвоню.
Мужчина в красной рубахе и темных джинсах сунул мобильник в карман и направился ко мне. Рубаха была расстегнута. Интересно, он при оружии? Но даже если так, то от меня-то что зависит? Я нажал на кнопку, но стекло осталось в неподвижности. Зажигание надо включить. Мужчина приближался. Бейсболка была надвинута низко на лоб, почти касаясь очков. Я повернул ключ. Приборная доска осветилась. Я нажал на кнопку. Стекло поползло вниз.
Я вновь попытался найти в мужчине что-нибудь особенное. Шел он, слегка покачиваясь, будто пропустил стаканчик-другой, но выглядел спокойным. Лицо было небрито и покрыто пятнами. Руки грязные. Джинсы на правом колене порваны. Дешевые кроссовки знавали лучшие времена.
Когда мужчина оказался в двух шагах от машины, я высунул руку с сумкой и весь подобрался. Задержал дыхание. Не замедляя шага, мужчина схватил сумку и круто
Взревел двигатель, и фургон рванулся с места. Только тут я заметил еще одну дорогу, что-то вроде черного хода. По ней-то фургон и уехал.
Я остался один.
Глава 6
Выхода не было.
Мне хотелось вернуться в коматозное состояние, в каком я был в больнице. Мне хотелось, чтобы меня накачали антибиотиками… Кожа нестерпимо горела. Нервные окончания были обнажены и реагировали на малейшее прикосновение.
Меня охватили чувства страха и беспомощности. Страх не позволял мне выйти из комнаты, а беспомощность – кошмарное осознание того, что я сам во всем виноват и ничем не могу облегчить боль моей девочки, – надела на меня смирительную рубаху и погрузила во тьму. Я чувствовал, что теряю рассудок.
Дни проходили, как в тумане. Почти все время я проводил у телефона, точнее, у нескольких телефонов – у домашнего и двух мобильных (своего и того, что передал похититель, для последнего я купил зарядное устройство, чтобы работал постоянно). Я лежал на диване. Телефоны располагались справа от меня. Я старался не смотреть на них, даже пялился на телевизор, действуя по старой поговорке: «Чайник, с которого не сводишь глаз, никогда не закипает». И все же исподтишка посматривал на эти чертовы телефоны, опасаясь, как бы они не улетучились, и нетерпеливо ожидая, когда же они наконец зазвонят.
Я вновь и вновь пытался восстановить ту самую неизъяснимую связь отца с дочерью, которая раньше подсказывала мне, что Тара жива. Жилка все еще билась (или, по крайней мере, я заставлял себя верить, что бьется), правда, слабо, нить превратилась в лучшем случае в волосок.
«Это твой единственный шанс…»
Вдобавок, усугубляя чувство вины, прошлой ночью мне явилась во сне женщина, не Моника – старая моя возлюбленная Рейчел. Это был один из тех снов на грани реальности, когда все кажется чужим, неправдоподобным, невозможным даже и все-таки достоверным. Мы с Рейчел были вместе. Мы так и не расстались, хотя и прожили годы врозь. Мне, как и в действительности, тридцать четыре, но ей столько, сколько было, когда она бросила меня. Тара во сне оставалась моей дочерью, и никто ее не похищал, но одновременно она являлась и дочерью Рейчел. Быть может, вам снилось когда-нибудь такое: концы с концами не сходятся, но все равно всему веришь? Когда я проснулся, сон, как это обычно бывает, забылся. Осталось лишь смутное, хотя и удивительно сильное ощущение.
Мать постоянно хлопотала вокруг меня. Вот только что притащила очередной поднос с едой. Я в очередной раз не обратил на него ни малейшего внимания, она в очередной раз произнесла: «Ты должен поддерживать силы ради Тары».
– Да, мама, ты права, сила – это главное. Сейчас я сделаю сто отжиманий, и Тара вернется.
Мама только покачала головой. Конечно, с моей стороны было жестоко так говорить. Ей ведь тоже больно. Исчезла внучка, сын в ужасном состоянии. Она вздохнула и направилась на кухню. Я не извинился, лишь посмотрел ей вслед.