Второго шанса не будет
Шрифт:
Рядом с подъездом были припаркованы какие-то две машины. На пороге стояла мать. Стоило мне выйти, как она бросилась ко мне, словно телеоператор к солдату, вернувшемуся из плена. Она крепко обняла меня, и я уловил густой аромат духов. В руках я по-прежнему держал сумку с деньгами, и ответить на объятие с равным пылом было затруднительно.
Из-за спины матери появились детектив Боб Риган и рослый чернокожий мужчина с блестящим, выбритым наголо черепом и в модных солнечных очках.
– Это к тебе, – прошептала мать.
Я кивнул и
– Где вы были? – спросил Риган и, не дождавшись ответа, добавил: – Из больницы вы уехали больше часа назад.
Я подумал о мобильнике, лежавшем у меня в кармане. О сумке с деньгами. Ладно, для начала ограничимся полуправдой:
– На могиле у жены.
– Нам надо поговорить, Марк.
– Заходите.
Все вошли в дом. В прихожей я остановился. Вот здесь, меньше чем в десяти футах отсюда, было найдено тело Моники. Не сходя с места, я окинул взглядом стену в поисках какого-нибудь знака насилия. И он обнаружился. Прямо над литографией с картины Беренса, неподалеку от лестницы, виднелось замазанное отверстие от пули – единственной, пролетевшей мимо меня и Моники.
Я долго не отводил от пятна взгляда. Кто-то откашлялся. Оказалось – я сам. Мать постучала меня по спине и проследовала на кухню. Я жестом предложил Ригану и его спутнику пройти в гостиную.
Они придвинули стулья. Я сел на диван. По-настоящему мы с Моникой не успели обставиться. На этих стульях я сиживал в студенческом общежитии, и выглядели они на все прошедшие с тех пор годы. Диван – из апартаментов Моники, мебель из породы «не прикасаться», такая в Версале стоит, тяжеловесная и чинная; даже во времена своей юности особо крепкой обивкой диван не отличался.
– Это специальный агент Ллойд Тикнер. – Риган указал на чернокожего. – ФБР.
Тикнер кивнул. Я ответил так же.
– Рад, что вы чувствуете себя лучше, – попытался улыбнуться Риган.
– С чего это вы взяли?
Он удивленно посмотрел на меня.
– Нисколько я себя лучше не чувствую и не почувствую, пока не вернется дочь.
– А, ну да, конечно. Вы об этом. У нас, если не возражаете, к вам несколько вопросов.
Я дал понять, что не возражаю.
Риган откашлялся, выигрывая время.
– Вам следует понять, почему мы задаем эти вопросы. Они мне не нравятся. Не сомневаюсь, что не понравятся и вам, но ничего не поделаешь. Улавливаете?
Вообще-то не вполне, но сейчас не время для подробных объяснений.
– Валяйте.
– Расскажите нам про свою семейную жизнь.
В мозжечке у меня что-то щелкнуло: внимание!
– А какое это имеет отношение к делу?
Риган пожал плечами. Тикнер не пошевелился.
– Мы просто пробуем связать концы с концами.
– Но ни один из них не имеет отношения к моей женитьбе.
– Не сомневаюсь, что так оно и есть, Марк. Но видите ли, пока что, куда мы ни ткнемся, повсюду холодно. А время
– Единственный путь, который меня интересует, – тот, что ведет к Таре.
– Это понятно. Для нас это тоже главное. Выяснить, что случилось с вашей дочерью. И с вами. Не следует забывать, что кто-то хотел вас убить, ведь так?
– По-видимому.
– Но видите ли, другие вопросы мы тоже не можем просто отбросить.
– Какие вопросы?
– Например, ваш брак.
– А почему вас интересует мой брак?
– Ведь когда вы женились, Моника была беременна, так?
– Какое это имеет… – Я оборвал себя на полуслове. Вообще-то очень хотелось выстрелить из обоих стволов, но тут в сознании у меня громко прозвучал голос Ленни. Не разговаривать с полицейскими в его отсутствие. Надо позвонить ему. Я хорошо понимал это. Но что-то в их тоне и поведении меня останавливало… Если я замолчу и скажу, что мне нужно связаться с адвокатом, это будет выглядеть так, словно я чувствую себя виновным. А мне скрывать нечего. Так зачем же возбуждать подозрения? Разумеется, мне известно было и то, что именно так полицейские и работают, по таким правилам и играют, но ведь кто из нас доктор? Я. Более того – хирург. Мы часто заблуждаемся, полагая себя умнее всех остальных.
Я решил говорить начистоту:
– Да, она была беременна. Ну и что?
– А вы делаете пластические операции, верно?
– Верно. – Смена предмета разговора несколько смутила меня.
– Вместе с коллегой-хирургом вы избавляете людей из разных стран от врожденных уродств, серьезных травм лица, ожогов и так далее.
– Близко к тому.
– Стало быть, много путешествуете?
– Довольно много.
– Можно сказать, что за последние два года перед женитьбой вы провели за границей больше времени, чем дома?
– Возможно. – Я поудобнее устроился на жесткой диванной подушке. – Хотелось бы, однако, понять, какое все это имеет отношение к делу?
– Мы просто пытаемся составить максимально полную картину, – обезоруживающе улыбнулся Риган.
– Картину чего?
– Вашего коллегу зовут… – он полистал блокнот, – мисс Зия Леру.
– Доктор Леру, – поправил я.
– Ну да, конечно, доктор Леру, благодарю вас. А где она сейчас?
– В Камбодже.
– Оперирует детей-калек?
– Да.
Риган склонил голову набок, как бы в смущении.
– Вроде вы сами собирались ехать.
– Было дело, только давно.
– Насколько давно?
– Простите?
– Когда вы отказались от этой поездки?
– Не помню. Может, девять месяцев назад, может, восемь.
– И вместо вас поехала доктор Леру?
– Именно. Из этого следует, что…
Риган не попался на крючок:
– Вы ведь любите свою работу, Марк?
– Да.
– И путешествовать любите? Занимаясь своим похвальным делом.
– Факт.
Риган почесал в затылке, явно прикидываясь сбитым с толка: