Второгодник

Литвишко Олег

— Планов — громадье! — перебила меня Елена Петровна. — Но все это упрется как минимум в законы и деньги. Не-воз-мож-но!!

— Елена Петровна, а вы знаете, что школе по нашим законам разрешено образовывать артели с условием, что их работа связана с обучением и воспитанием школьников? И после этого скажите, что обучение бухучету не способствует обучению детей?

— А откуда сведения?

— А оттуда же, откуда и Пачоли, фиг знает. Просто знаю. Так на меня повлияло падение с дерева. Бывает. Кстати, возвращаясь к нашему разговору, как быстро до вас доберутся

вышестоящие инстанции, если вы перестанете продавать свой лес, а выдавать зарплату не прекратите?

— Не знаю, думаю, что никогда. Им, по-моему, до нас нет никакого дела. За последние три месяца, кстати, мы не продали ни одного куба и не отгрузили на экспорт ни одного вагона. Люди, в большинстве своем, пребывают в оплачиваемом отпуске.

— Что и требовалось доказать! Им всем до нашей школы тоже нет никакого дела, я думаю. Так что можем заниматься своими детьми так, как считаем нужным. Давайте учить детей бухучету, распиловке, вождению и ремонту машин и всему, чему сможем! — произнося этот спич, я принял важную позу, задрал подбородок и поднял руку, как Ильич.

Елена Петровна расхохоталась и долго не могла остановиться.

— Хорошо… хорошо, — выдавила он сквозь слезы и кашель. — Когда начнем?

— А вот торопиться не надо, — сказал я назидательно, голосом пока еще никому не известного товарища Саахова, усиленно сдерживая улыбку. — Это должны захотеть сами дети, над этим еще надо поработать. Сейчас мы только обозначаем намерения высоких договаривающихся сторон. Ждите вестей!

— Ох уж, Игорек, — уйди. Умру я с тобой! — продолжая постанывать, прохрипела Елена Петровна.

— Ухожу, ухожу. Живите долго на благо советской лесной промышленности, — продолжал я веселиться. Мне очень понравилась Елена Петровна, с ней было приятно разговаривать.

Получив официальное разрешение обследовать хозяйство леспромхоза, я направил свои стопы к пилорамам, которые виднелись далеко впереди. Легкая пробежка туда заняла, наверное, минут десять. Такая же пустота, как и в правлении. На скамейке в тенечке сидел какой-то мужчина средних лет и с трагическим лицом рисовал прутиком какие-то замысловатые фигуры, геометрии неизвестные.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здорово, если не шутишь, — пробасил мужчина, не отрываясь от рисования.

— Вам надо открыть кружок рисования, у вас здорово получается, — начать беседу попробовал с подкола.

— А подзатыльник…? — не отвлекаясь от своего занятия, мужчина сквозь губу порушил мою задумку. Не получилось, — подумал я. — Зайдем с другой стороны.

— Я к вам по делу.

Мужчина поднял голову, упер в меня взгляд не то удивленный, не то сердитый и трагикомически произнес:

— Да ну?!

— Почему не работаем, товарищ? Рабочее время в разгаре, страна ждет древесины, в виде досок! — в том же стиле произнес я.

— Во как! — выдохнул мужчина. В его глазах одновременно появились улыбка и интерес.

— Ты кто, отрок?

— Игорь, друг Вовки. А вы, полагаю, Виктор Сергеевич, его отец.

— И что же надо от меня Игорю, другу Вовки.

— Можно только поболтать или

по делу тоже?

— Да все равно, у меня до конца смены времени — вагон. Как ты заметил, я не загружен работой, — сказал Виктор Сергеевич, откинувшись на стенку. — Давай — по делу, так интересней.

— Вы не могли бы взять какое-то количество школьников в качестве учеников пилорамной профессии? Ну, скажем, человек 20–25 старшеклассников.

— Во как! — начал повторяться дядя Витя. — Интересно излагаешь. И как это все понимать?

— А что я непонятного произнес? Упрощаю для особо одаренных. Можете научить 20–25 старшеклассников пилить доски?

Виктор Сергеевич упер в меня долгий взгляд. Смеяться было нельзя, поэтому терпел с серьезным лицом семилетнего дитяти. Не знаю, что там увидел дядя Витя, но он наконец, изрек:

— Ты серьезно?

— Конечно серьезно, только я пока зондирую почву. Еще надо сначала Нонну Николаевну настроить на правильную волну.

— Ты кто? — четвертый раз за сегодняшнее утро услышал я сакраментальный вопрос.

— Хочется ответить: "Конь в пальто", но воздержусь. Я — молодой человек, слегка двинутый мозгом после падения с дерева. Вовка в курсе этой жуткой истории.

— А, так это про тебя Вовка рассказывал? Как-то странно ты мозгом двинулся.

— Да, по-всякому бывает. Просто не знаю, что ответить на ваш вопрос. Мне его сегодня уже четвертый раз задают. Просто чувствую себя умудренным стариком. Например, вас воспринимаю как молодого человека, а Вовку — как внучонка. И все это случилось после того, как очнулся после падения с дерева. До этого был такой же, как ваш сын.

— Во как! — не страдая разнообразием в выборе выражения эмоций, воскликнул Виктор Сергеевич. — А зачем тебе ученики, пилорама и все остальное?

— Да вот хочу школу на правильные рельсы поставить, да и чтоб скучно не было.

— Ну, научить-то я, конечно, могу, только странно все это как-то, — подобравшись, сказал Вовкин отец. — Никогда о таком не слышал. А что касается пилорамы, так стоит она уже третий месяц.

— А, кстати, почему? — перебил я Виктора Сергеевича.

— На экспорт не отправляем, потому что вагонов не дают. Уже больше года не выбираем план по вагонам, а у них там показатели летят… Короче, выкинули нас из планов. А по стране… Наш продавец умер недавно, а тот, которого нашли ему на смену, не просыхает на пару с начальником. Все договора испоганили, всем должны, никто с нами работать не хочет. Вся надежда на братца нашего начальника. Он какая-то шишка в Москве.

— Все понятно. Грустно, но не смертельно. А работать-то есть кому?

— На пилораме?

— На пилораме, лесовозах, ремзоне, в столярном цеху — везде, короче.

— Ну, что сказать? Сможем запустить две пилорамы, для остальных — людей нет. На ходу два лесовоза, остальные при необходимости можно починить, в столярке нужны расходники: фрезы, диски, ремни и прочая мелочь. В целом, не все так плохо, но скоро люди могут поразъехаться, если работы не будет, да и растащат все стоящее. Вот сижу тут, чтоб хоть что-то осталось.