Второгодник

Литвишко Олег

— Слушаю, — сказал он только мне.

— Дядя Искандер, научите меня ножевому бою, — попросил я, сглотнув комок в горле.

— Нет, — закончил разговор дядя Искандер и, повернувшись, собрался уходить.

— Вам нужны ученики, иначе все бессмысленно, — мой писк отчаяния был последним действием в такой ситуации.

— Кто ты? — спросил дядя Искандер, резко обернувшись.

— Ваш ученик, который к вам послан, — вырвался из меня еще один писк. Мне не помогали ни мой жизненный опыт, ни мой ум. Чувствовал себя так, как оно и было на самом деле —

как ученик под строгим взглядом Учителя. Именно так, с большой буквы.

— Завтра в шесть утра. Здесь, — проговорил, или выплюнул, или выдавил из себя дядя Искандер. Не знаю, как это назвать.

— Игореха, ну, ты чего? Все уже ушли. Так и будешь сидеть? Странный ты какой-то сегодня… — достучался до моего мозга голос Вовки. Наваждение какое-то!

— Ладно, Вовка, пошли на пилораму. Что хотел, я здесь сделал.

— А чего ты хотел?

— Попасть в ученики к Искандеру.

— А зачем тебе это? Он странный какой-то. Его все боятся.

— Не знаю. Захотелось, наверное. Слушай, Вовка, мне надо в леспромхоз. Можешь подсказать, кто там есть кто?

— Что ты хочешь-то? Не пойму тебя! И вообще, ты купаться пойдешь? Там пацаны ждут!

— Скажи мне, как зовут директора леспромхоза и есть ли у него дети школьного возраста.

— Иван Сергеевич, а сын у него — Вован Оглобля учится в девятом, он там со своей компашкой всех держит в кулаке. Ребятки еще те, с ними никто не дружит и стараются обходить стороной.

— Ну, а главный бухгалтер?

— Елена Петровна, двое детей: Наташка — в пятом, Нинка — в шестом.

— А кто главный на пилораме?

— Мой батя, Виктор Сергеевич, сын Вовка из второго класса, а ты его достал! Я вот пойду купаться, а ты как хочешь! А еще мы вечером — на рыбалку! Ну?

— Не, Вовка, мне некогда.

— Ну, тогда и пошел, знаешь куда, бегай тут с тобой, — сказал Вовка и помчался куда-то, наверное, к речке.

Леспромхоз встретил меня в полной красе социалистической хозяйственности: ворота покосились, все, что может, заросло сорняком, на площадке перед правлением лежали две кучи чего-то, замаскированные пышной травяной шевелюрой до полной неузнаваемости, даже входная дверь производила впечатление древней старушки с обильными лишаями на щеках. На стендиках, которые сиротливо стояли вдоль дороги от ворот до двери правления, можно было хоть что-то прочитать только при очень близком знакомстве. Надписи состояли из двух-трех очень жизнеутверждающих слов. Пахло соляркой и запустением.

Я вошел в правление. Пустынность и тишина были такие же, как во дворе. У меня проснулось что-то вроде азарта — удастся ли кого-нибудь найти в разгар рабочего дня? Стал толкаться во все двери. Результат был нулевым до кабинета главбуха, куда я ввалился по инерции, чем несказанно удивил Елену Петровну.

— Ты кто? — выдохнула она.

— Школьная общественность в лице Игоря, сына Валентины Ивановны, библиотекаря.

— И каким боком ко мне в кабинет эта самая общественность залетела? — Елена Петровна стремительно каменела лицом, сдерживаясь,

чтобы не расхохотаться.

— Да я по инерции. Пытался открыть все двери подряд, а у вас вдруг оказалось открыто. Грозный бухгалтер оказался улыбчивой женщиной с множеством морщинок в уголках умных глаз. — Можно воды попить?

— Ну, как отказать школьной общественности? Пей, конечно! — надо так понимать, что Елена Петровна не знала, чем бы ей заняться, потому была не прочь поболтать, хотя бы даже и с ребенком. — А ты в каком классе учишься?

— Да пока еще ни в каком? Планирую поступить в десятый, а там видно будет.

— Что? В десятый? — Елена Петровна зашлась смехом. Надо признать, что смеялась она красиво и заразительно, так что я тоже рассмеялся.

— А вы знаете, кто такой Лука Пачоли? — спросил я невинным голосом.

— А должна?

— Да нет. Это я так… в связи с сомнениями по поводу десятого класса. — Пришлось опустить глазки в пол.

— А ты какой-то странный мальчик, — по-прежнему улыбаясь, сказала Елена Петровна.

— Во! И я о том же! Семилетний мальчик, а способен сдать выпускные экзамены в школе. — Моя ответная улыбка выражала собой верх приветливости.

— Да, дела! Ты так уверен в своих силах?

— Вам разложить бином Ньютона? Или перечислить план счетов бухучета? — ехидным голоском спросил я, переходя на нормальную речь. Елена Петровна, школьная общественность в моем лице пожаловала по делу. У меня только что состоялся разговор с Ноной Николаевной. Как вы относитесь к идее организовать курсы бухучета для наших школьников, 6–8 класс, я думаю. — Я не стал уточнять, о чем на самом деле был разговор с директрисой. Какая разница, на самом деле.

— Во как! С чего вдруг такое предложение?

— Думаю, назрела пора нагрузить наших и ваших, в том числе деток, элементами взрослой жизни. А иначе как они станут взрослыми, если не будут делать взрослую работу?

— А ты умные вещи говоришь. И как это будет выглядеть? Как ты это себе представляешь?

— Вы ведете теоретическую часть, а в качестве практики мы обложим учетом всю леспромхозную жизнь. Ни один сучек без документа не сдвинется с места. Подключим к нашим делишкам экономиста и добавим к учету еще и планирование. Здорово получится! Работа стоит (от слова стоять), но уче-ет, во! — пафосно изрек я, поднимая вверх большой палец.

— А что, мне нравится. Скажи, а мои дети тоже будут учится?

— Все дети! Одни будут учить бухучет, другие пилить доски, третьи осваивать трелевочник или работать в ремзоне. Потом будем меняться. Малыши будут наводить порядок. Короче, всем найдется работа.

— А зачем это вам?

— Кому?

— Руководству школы, ученикам, тебе…

— Во-первых, это неплохой способ обучить ребят хоть чему-нибудь полезному. Об уроке труда — смешно говорить. Во-вторых, это способ заработать на всякие школьные нужды. Надо бы пристроить к школе актовый зал, оборудовать кабинеты, создать музыкальный ансамбль и так далее…