Второгодник
Шрифт:
— Спасибо, нормально. Я теперь чиновник, заведующий Василеостровским РОНО. Да-да! — Сергей изобразил ироничное самоуничижение. — Реформы вот двигаю. На своем уровне, конечно.
— Что, все-таки начнут? — как-то немного обреченно спросил старый педагог. — Чего вам неймется-то? Неужели трудно понять простую вещь, что лучшая реформа — это стабильность старой. Впрочем, извини, ты здесь ни при чем. А что тебя привело к моему шалашу? Ни за что не поверю, что просто так.
— Да вот, хочу пригласить вас прогуляться на денек в очень интересное место. Вам понравится.
— Ну, ты же знаешь, сейчас сессия, время расписано по минутам, — заканючил Игорь Петрович.
— Знаете, есть тут один знакомый мне деятель, который утверждает, что все, что вы делаете, не имеет практического значения, а может быть даже и вредно. — Игорь сменил выражение лица на скучающе пренебрежительное: мало ли что там чудаки говорят. Слон и моська.
В ответ Игорь Петрович весело расхохотался:
— Знаешь, скольким людям кажется, что все, что я делаю, ненужная трата времени и государственных средств? Так что — не удивил.
В ответ Сергей протянул ему письмо:
— Вот, почитайте. Мой знакомый приглашает посмотреть, как надо делать коллективы. Они там с Нонной Карасевой что-то интересное замутили. Предлагаю вам послезавтра съездить посмотреть.
Иванов пробежал глазами текст и принялся вдумчиво перечитывать.
— Как интересно! Похоже, что у него кроме утверждений и аргументы есть. Хотелось бы послушать, ой, как хотелось бы.
— Некоторые его аргументы я могу вам привести, если хотите, — они обменялись кивками своих голов.
Во-первых, педагогика — не наука. Она творится внутри коллектива, а ее реальный проводник — руководитель коллектива, в нашем случае — директор школы. Все остальные либо мешают, либо помогают, но никак не участвуют. В этом смысле, что ученые-педагоги, что чиновники от нее же, к собственно педагогике не имеют никакого отношения: они либо ее исследователи, либо управленцы. Ну, наподобие того, как биолог, который изучает поведение инфузории под микроскопом, не имеет ровно никакого отношения к собственно самой инфузории. Педагогика же, как любое искусство, основывается на опыте, знаниях, таланте и возможностях директора. Школа — это скорее театр, а не научно-техническое предприятие. А директор — не администратор, а режиссер.
Во-вторых, есть два способа управления образованием. Если признать педагогику наукой, то вынужденно создается Академия наук, которая вырабатывает "единственно верные, научно обоснованные" управляющие решения и методички, Министерство спускает их вниз и следит за реализацией. Так происходит сейчас, как вы догадались. Если признать педагогику искусством, как предлагает Константин Дмитриевич Ушинский, то управление сводится к созданию атмосферы регулярного обмена опытом между директорами школ. Представьте себе, что было бы, если признать театральное искусство наукой. Соответственно, потребовалось бы создать Академию театральных наук и реформами сверху спускать методички по созданию гениальных произведений. По мнению Игоря, именно так поступили с образованием и педагогикой.
Именно поэтому реформа сверху обречена в принципе. Сверху можно развивать лишь количество школ на душу населения, но не образование и уж, тем более, воспитание. На этом можно эффектно отчитаться, а ученые, на выводах которых строятся реформы, могут лишь воспитывать гармоничную личность, которую к школе в качестве цели способны прицепить лишь библиотечные компиляторы, совершенно не представляющие, с какой стороны подойти к ребенку.
Все время, пока Сергей произносил свой спич, Иванов сидел, склонившись над стаканом с чаем. И только когда речь закончилась, на короткое мгновение поднял взгляд, ожидая продолжения.
— Когда вы едете?
— Скорее всего, послезавтра с утра. Нам надо ехать в Кингисеппский район. Я вам позвоню и скажу точно, где и когда встречаемся.
— Звоните в любое время, вот вам домашний телефон, — сказал он, чиркая номер на салфетке, и, не прощаясь, ушел, приговаривая: "Как интересно… как интересно".
Петр Сергеевич Кутепов направлялся на работу прямо с "Красной Стрелы", даже не заехав домой и не переодевшись, чего с ним ни разу не бывало. Осталось десять дней до Нового Года, и он хотел подготовить задел по работе на ближайшие полмесяца-месяц. Для руководителей его уровня не бывает праздников и выходных, просто работа из кабинетов перемещается в рестораны, в сауны, в клубы, на охотничьи угодья и много еще куда.
Петра Сергеевича захватила идея, которую нарисовал Игорь, он увидел в ней немалый карьерный потенциал. Если он не ошибается, эту идею еще никто не озвучивал, а быть первым в глазах начальства, тем более союзного уровня, дорогого стоит. Мечта для любого чиновника. У идеи звонкое и очевидное название: Свободная Экономическая Зона.
Петр Сергеевич заерзал на кресле такси: "Ну, что так долго едем-то — улицы ведь пустые!". В этом году Косыгин начал реформу народного хозяйства. Об этом не говорил только ленивый, правда, глубоко владеющих темой были единицы. Ему надо срочно стать одним из них и найти в теле реформы органичное место для своей СЭЗ. Например, в виде площадки для апробирования рискованных идей и методов реформирования. Надо думать. "Ну, что же так долго едем? Педаль газа для чего — чтобы на нее давить, так ведь?". Таксист держал клюв по ветру и не реагировал на нервного пассажира.
Кутепов ввалился в свой кабинет, сел за стол и минуту не двигался. Он любил свой кабинет. Если охарактеризовать его одним словом, то это слово — Большой. Большой кабинет, большой стол, большой шкаф с книгами и папками вдоль стены, большой сейф, большой портрет Ленина за головой — все большое для Большого начальника. Он нажал на кнопку Вызова секретарши.
— Танечка, будь добра, пожалуйста, крепкий-крепкий кофе, но сначала вызови ко мне Петра Алексеевича, а в готовности пусть сидят главный юрист и начальник отдела договоров. Потом позвони Борисовскому Сергею Петровичу, начальнику управления гострудсберкасс, и постарайся узнать, могли ли бы мы с ним пересечься вечерком где-нибудь в ресторане. Все на его выбор — время, место. Это все, спасибо.
Танечка молча удалилась и уже через мгновение вошла вместе с кофе, пропуская в кабинет Петра Алексеевича Калбазова, главного экономиста объединения "Экспортлес".
Петр Сергеевич посмотрел на свой кофе, перевел взгляд на Петра Алексеевича, а потом не Танечку. Та мельком улыбнулась и мгновенно внесла вторую чашечку с кофе. "Что за прелесть, да и, вообще, очень даже…".
— Петр Алексеевич, что вы знаете про реформу, которую затеял Алексей Николаевич.
— Частичная децентрализация управления предприятиями и "расширение самостоятельности" путём введения для последних показателя прибыльности, большей свободы в распоряжении последней, освобождение или смягчение ряда плановых показателей, установленных Госпланом, а также личное стимулирование труда работников. В общих чертах так.