Второгодник
Шрифт:
Она погладила одну из них, открыла и провалилась в недавние события… Медленно листая страницы, Нонна проносилась над тем, что делала все эти месяцы.
Вот собрание педагогов, где были и усталость, и непонимание, и отторжение того, что их просили делать; а вот они впряглись и просят добавить еще часов на свои предметы; вот мы с секундомерами замеряем скорость чтения старшеклассников. Слегка обалдеваем от результатов. Вот Борис Сергеевич обучает других учителей быстро читать и не может поверить, что у детей результаты лучше.
Вот Петрович привез последнюю сумму, недостающую до нашего первого миллиона, и, встав на одно колено,
Вот отгрузили последние бревна из залежей; вот первый профилированный брус; вот пакеты сухой строганой доски, которые краном загружает в вагон семиклассница Поля; вот закладка первого дома для переселенцев; а вот общее собрание, где решили строить роддом, ясли и детский сад.
Событий так много, что, если бы не тетрадки, вспомнить все никак не удалось бы. Она задумалась.
Везде, куда дотянулась организующая ручонка Игорешки, жизнь закручивалась со скоростью в разы, превышающей предыдущую, спокойную. Странность же состоит в том, что и взрослые, и дети этому рады. То, что было до, воспринимается как мука, а сейчас да, все здорово. Усталость, которая сопровождает всех почти каждый день, воспринимается с удовольствием, наподобие того, что испытывают тяжелоатлеты после плотной тренировки и расслабления в бане и у массажиста — сил нет, а настроение блаженное.
Больше всего, Нонну поражали дети. До сих пор она не представляла того запаса сил, который таится в этих маленьких существах. Кажется, вот уже падают от усталости после утренней тренировки, ан нет, через полчаса, перед началом занятий, скачут и играют в чехарду. Все, что они делают, сопровождается смехом, шутками и взаимными подколками. Энергия брызжет и не собирается кончаться. Игорь в качестве одной из первых видел задачу преодоления мышечной лени, а она оказалась и не задача вовсе, как-то рассосалась сама собой. Когда через два месяца после начала нашего забега мы собрались проанализировать этот момент, то просто не обнаружили этой самой лени, а когда именно она исчезла, мы как-то и не заметили. Ведь была же, она это помнила отчетливо. Игорь опасался противостояния, сопротивления внутреннего или явного, но обошлось.
Эта энергетика, которую щедро распыляют вокруг себя дети, вещь заразная и лечебная одновременно. Заразная в том смысле, что рядом с такими детьми никому не удается отлежаться в теньке, совесть поднимет даже самых отмороженных, лечебная, потому что имеет свойство пополнять отсутствие собственной жизненной силы. Нонна уже заметила, что ее хандра с легкостью лечится простым общим собранием — заходит развалина, а уходит особь, полная сил.
Между тем, эти месяцы дались ей нелегко. Труднее всего было держать осанку и не прогибаться тогда, когда в спину смотрели негодующие, укоряющие, жалобные взгляды. Выдержать стиль, темп, ритм, смысл всего происходящего и не отступить, и не остановиться. Это было чрезвычайно трудно. Напор проблем стал ослабевать только по мере того, как укреплялись традиции, появлялась привычка к напряжению, дисциплина перестала вызывать противоборство. Жизнь уже не борьба, она превращается просто в жизнь. Сейчас дети не учатся и не вкалывают, не пашут, сейчас они просто живут, и эта жизнь им интересна и нравится. Похоже, они забыли, как жили еще в июле.
Такое простое и понятное чувство еще только начало появляться,
Нонна думала о том, что с ней было бы, если бы рядом не было Игоря, такого уверенного в себе и знающего. Откуда ей было знать, что Игорь думал о том же. Похоже, они дополняли друг друга, помогая встроиться в ту жизнь, которую начали, и которая их придавила. Так будет всегда или это только стартовая инерция? На этот вопрос они не знали ответа, и, наверное, это спасало их от малодушной жалости к себе и поворота на сто восемьдесят градусов, то есть вспять.
В дверь постучали. Вошел Игорь.
— Нонна Николаевна, вы знаете, что к нам приехал родной брат незабвенного Ивана Сергеевича — Петр Сергеевич Кутепов, заместитель директора Всесоюзного внешнеторгового объединения "Экспортлес"? В связи с этим Елена Петровна собирает совещание хозяйственного актива нашего села для подведения итогов за год. Начало в 17.00, докладчик — ваш покорный слуга, приглашенный гость — тот самый Борис Сергеевич. Сожалею, но ваш отдых ограничится половиной дня. Доклад закончил.
— А что я буду там делать?
— Грозно сдвигать брови и сопеть в скользких местах доклада, как первое лицо нашего села. В отсутствие председателя сельсовета. Думаю, пора вас избрать. А может, надо подождать, когда освободится кресло в Кингисеппе?
— Болтун! Или что-то задумал?
— Задумал ползучую экспансию нашей школьной системы в сторону Кингисеппа. Или лучше в сторону Вологды? Там леса больше.
— Нет, все-таки просто несносный болтун.
— Так точно! — вытянулся я в военной стойке, что со стороны напоминало штакетину, прислоненную к забору. Нонна бессовестным образом захохотала, оскорбляя мои верноподданнические чувства. — Похоже, надо перенести наше внутреннее подведение итогов на другой день.
— Знаешь, послезавтра приедут Сергей, который Иванович, ты его знаешь, а с ним Иванов Игорь Петрович, главный в стране теоретик коммунистического воспитания.
— Коммунарская методика? Знаю я его, очень уважаю и процентов на восемьдесят согласен.
— Он мой преподаватель в институте. На его лекции ходили студенты со всех факультетов.
— Тогда зачем вам я, при такой-то подготовке?
— Но-но, только попробуй смыться! Заварил, давай расхлебывать.
— Нонна Николаевна, да куда же я от вас? Будь вы чуть-чуть помоложе, я бы очень даже… почему же! Не удержался бы — приударил! — Договорить мне не дали, раздалось очередное, гомерическое что-то, только теперь с пусканием слюней, капанием слез и дерганием руками. Невозможно не радоваться, глядя на эту женщину, которая, по сути, из-за моей прихоти взвалила на себя тяжкую ношу и так самоотверженно ее тащит.