Второстепенный: Плата

Нельсон Ирина

Блестяще. Он ещё и песни откуда-то знает. То ли тётя Зоя просветила, то ли он просто мысли читает – с него сталось бы. Почему я стою рядом и пою вместе с ним? Ведь однозначно он не просто так явился, а с какой-то гадостью. И почему не мешает, а наоборот, помогает? Я бы сама в жизни не почувствовала это тепло в голове и груди и сама не смогла бы сформировать в поток, от которого быстро-быстро забилось сердце, а лица у больных эльтов посветлели и посвежели.

Сюрреализм какой-то.

Глава 14 Alter ego.

–

Мэдог… Прости. Мы так и не увидели иного выхода. Коттье рассказал всё, что знал. Оставлять его было слишком опасно.

На памяти Кориона Златовлас редко чувствовал такую вину. Он нервно теребил края рукавов, ёрзал и смотрел на Мэдога искоса. Оранжевые губы от постоянных покусываний припухли.

– Я знаю.

Мэдог же напротив – как никогда походил на статую. Бледный, неподвижный, он сидел в своём кресле абсолютно прямо, повернув лицо к Владыке и явно его не видя. Изумруды в дланях лорда пылали так ярко, что было больно смотреть.

– Я обследовал его, – продолжал оправдываться Златовлас. – Мерфин не замечал провалов в памяти, не думал над последствиями поступков. Проблески случались изредка, когда Жорж отстранялся сильнее всего. Личность разрушена, остались лишь чувства и память. Это сильно повредило душу и рассудок, задело средоточие. Мы не могли просто отправить его к Владычице, Мэдог. Жорж главенствовал, разрастался, как опухоль. Илмариона не справилась бы с таким.

– Я знаю, – всё тем же замороженным голосом сказал лорд Аунфлай.

– Мэдог, посмотри на меня!

Мэдог моргнул и медленно сфокусировал взгляд на Владыке.

– Мы с Альвахом сделали всё возможное, – прошептал Злат. – Мы стёрли и Мерфина, и Жоржа, и всё это тысячелетие из его души, чтобы спасти суть. Вытащили иную личность.

– Кто… – Мэдог прикрыл глаза и сглотнул. – Кто он теперь?

– Альвах разбудил в нём Блодвина Улыбчивого. Блодвин не дал крови Аунфлаям, но был одним из тех, кто закладывал Фогруф, – Златовлас подался вперёд и накрыл руки Мэдога своими. – Он не такой сибарит, как Мерфин. Его жизнь была короткой. Она прошла в постоянных стычках с драконами и закончилась примерно в том же возрасте. Блодвин больше привык держать в руках оружие, а не перо. Он не так искусен в интригах. Но он получил прекрасное образование и привык руководить, ему просто было некогда развернуться. Он как никто другой оценит Фогруф во всём его нынешнем великолепии и будет очень рад тебе, ведь тогда ты тоже был его братом. Близнецом.

– Лучше бы меня в его жизни вообще не было. Я плохой брат, – прошептал Мэдог, судорожно вздохнул и сгорбился, закрыв лицо дрожащими руками. – Столько лет… А мы не замечали… Он же любил и меня, и школу, и родителей – этого было достаточно…

– Не кори себя, Мэдог. Ты не виноват, что Коттье сделали фанатиком. Виноват я, – Владыка перегнулся через стол, обнял за шею и прикоснулся губами к светловолосой макушке. – Это я не забрал его домой. Если бы Жорж вырос в Фогруфе, он стал бы таким же, как Мерфин. И Блодвин точно такой же. Если бы ему не пришлось расчищать сид от драконов и строить крепость, он бы точно так же любил роскошные одежды и делал себе маникюр. Знаешь, что первое он попросил,

когда проснулся? Зеркало и расчёску. Его очень восхитили волосы, ведь в прошлой жизни он был коротко стриженым брюнетом. Это всё ещё Девятый, и он нуждается в тебе, Мэдог.

– Его душа непоправимо повреждена. Сколько он протянет после такого? Смотреть, как он постепенно угасает… – Мэдог помотал головой. – Владыка, это выше моих сил. Пожалуйста, не мучайте нас больше! Лучше сразу небытие, чем так!

Корион почувствовал, как рядом с сознанием Владыки задрожала струна, ведущая от Альваха, а затем по всему Ордену прокатилась смесь радости и облегчения. Златовлас улыбнулся, погладил лорда по затылку и вернулся к себе в кресло.

– Что… Что это было? – спросил Мэдог.

– Альвах только что разговаривал с целителями Сида Трёх Дубов. Девятый поправится. У Вадима Волхова достаточно нужной силы, а у Альваха мастерства, чтобы залечить эту рану. Конечно, лечение будет долгим, но Девятый не растворится в небытии, он останется с нами. Пусть не Мерфином, а Блодвином, но останется.

Мэдог медленно выпрямился, всем своим видом выражая невероятное потрясение.

– Я... – он откашлялся, взял себя в руки, пригладил волосы и освежил лицо. Лишь проблески радости и надежды в глазах выдавали его состояние. – Я хочу его увидеть.

Златовлас улыбнулся и первым пошёл к дверям. Корион открыл глаза и оторвался от косяка, когда они открылись.

– Ты что-то долго, Корион, – бодро сказал Злат. – И я разве не велел идти в Сид Трёх Дубов?

– Нет, об этом вы как-то запамятовали, Владыка, – насмешливо протянул Корион и кивнул Мэдогу, который аккуратно, стараясь не потревожить, пробирался мимо них к выходу из башни. – Рад за вашего брата, милорд.

Мэдог нервно дёрнул уголком рта, обозначив усмешку, и поправил воротник, мельком взглянув в зеркало. Самообладание возвращалось к нему стремительно.

– А ты подслушивал?

– И подглядывал. Фогруф вновь из интерната стал убежищем, вам понадобится помощь. Бабуля Хим опытна, но она уже не в том возрасте, чтобы везде успевать. Я полагал, что слуга рода должен быть на своём рабочем месте.

– Конечно, Корион. Но сначала нам нужно в Сид Трёх Дубов. Истинный целитель даёт концерт, там будут все, и ты просто обязан присутствовать, – пропел Златовлас и подцепил Кориона под руку, как когда-то давно.

Корион чуть не споткнулся. Он и не думал, что Владыка в ближайшем столетии вновь обопрётся на его локоть.

– Здесь крутые лестницы, – безмятежно сообщил Златовлас, мгновенно уловив изумление. – А у меня всё ещё иногда кружится голова.

Изумрудные глаза стрельнули лукавством и довольно прищурились, когда Корион благодарно поцеловал пальцы.

Нет, конечно, Владыка не изменил своего решения. Храном и Тенью Кориону больше не быть, но их совместное появление на целом концерте, где будут все, избавит предателя от проблем и обелит в глазах эльтов. Златовласа, конечно, замучают вопросами, но больше не откажут Кориону в обществе. Ведь его простил сам Владыка, более того, оперся на локоть, как на храна. Значит, посчитал не просто благонадёжным, а достойнейшим.