Второй дубль
Шрифт:
— Иди посуду помой, а потом приготовь сервиз на завтра. Гости будут. Обед большой будет. А ну давай, работай. И так две недели от тебя никакого толка.
Вера послушно поднялась с лежака.
Моя посуду, она прислушивалась к звукам в доме. Сквозь шум воды и негромкое клацанье тарелок Вера уловила женские стоны, раздававшиеся откуда-то из комнат.
Входная дверь хлопнула, и из прихожей на кухню прошелестела старая чеченка. За ней показался Халид и, что-то шепнув старухе по-чеченски, указал на последнюю дверь в коридоре. Вера знала, что это была комната
Но когда старая чеченка, зашедшая туда, оставила дверь приоткрытой буквально на сантиметр, Вера отчетливо услышала стоны, больше похожие на крики.
У Веры похолодело сердце. Что эти изверги там с ней делают? Почему она так стонет?
Вера увидела, что Халид вышел на улицу, нервно покуривая сигарету. Крики раздавались все громче и отчетливее, и Веру затрясло, ибо эти крики передавали невыносимые мучения женщины, находившейся в комнате.
Вера не выдержала, и хоть сердце замирало от страха быть пойманной, она все-таки тихонько подошла к двери и заглянула в щелку.
Татьяна, которую Вера с трудом узнала, лежала на кушетке с согнутыми ногами и издавала звериные стоны. Вера сначала не поняла, почему та издает такие звуки. На пытки это было не похоже. В комнате была только старушка, стоявшая в ногах Татьяны и что-то приговаривавшая по-чеченски.
Таня напряглась, и простыня, наполовину закрывавшая ее тело, сползла на пол. Вера, не веря своим глазам, смотрела на Танин выпуклый живот. С ужасом осознавая, что Таня рожает, Вера раскрыла рот, из которого раздалось какое-то бульканье.
Еще несколько потуг, видимо, доставляющих Татьяне невероятные мучения, сделали свое дело, и через несколько минут старуха уже держала в руках кричащего младенца. Вера почувствовала несказанное облегчение и радость, когда увидела это маленькое существо. Оно теперь было на руках старой женщины, которая улыбалась Татьяне и говорила по-русски: «Девочка, девочка».
Боль, казалось бы, отпустила Татьяну, и та лежала, ровно дыша и смотря на ребенка со слезами на глазах.
Вера вдруг вспомнила, что если ее застанут здесь, в дверях, то наказания не миновать. Она поспешила обратно в кухню, чувствуя облегчение на душе.
Перед глазами вдруг возник образ Владимира. И тут же исчез.
Во входную дверь вошел Халид. Он быстро проследовал через кухню в комнату, где находилась Татьяна. Дверь осталась полуоткрытой, и Вера увидела, что его силуэт склонился над крошечной девочкой, которая уже лежала на груди матери. Вера не сразу осознала, что происходит, когда в следующее мгновение увидела чеченца, державшего младенца за ноги, вниз головой. Вера, как в тумане, видела резкие движения Халида, ударявшего ребенка головой о стену. Она слышала нечеловеческий крик Татьяны, испуганный крик старухи.
Вера так до конца и не поняла, какая сила толкнула ее из кухни в коридор. Она добежала до входной двери и дернула ее. Дверь поддалась. Халид впопыхах забыл ее закрыть, и Вера выбежала в сгущающиеся сумерки.
Она побежала
— Не получите вы меня, скоты, звери. Сдохну лучше, а вам не дамся.
Вере вдруг пришло в голову воспоминание о том, как они играли в казаки-разбойники с братом и его друзьями. Вере всегда очень хорошо удавалось прятаться в хлеву.
Она немного приподняла голову из-за кустов и осторожно оглянулась вокруг. Затем поползла к забору, из-за которого выглядывала крыша дома и другая, пониже, должно быть, как раз хлев.
Вера добралась до хлева, стараясь быть незаметной. Она увидела трех коров, равнодушно жующих жвачку, и метнулась вглубь стойла в поисках навоза. Когда-то она читала, что запах навоза сбивает собак со следа.
Обвалявшись в навозе, Вера вымазала подошвы шлепок. Она торопилась, боясь, как бы хозяева дома не обнаружили ее. Вера выбросила немного соломы, смешанной с навозом, из хлева на улицу, стараясь попасть на свои следы.
Потом, забравшись в самую глубь хлева и набросив на себя ветошь, которую она нашла в углу, притаилась. От сильного запаха навоза Вера задыхалась. Слезы застилали ей глаза, из носа текло, но, не в силах пошевелиться от страха, она неподвижно сидела, съежившись под ветошью.
Через некоторое время Вера услышала отдаленный шум голосов и лай собак. Ее предположение оказалось верным: чеченцы начали охоту.
Лицо Халида, державшего новорожденную девочку за ноги, всплыло перед глазами. Веру едва не вырвало, но, глубоко дыша ртом, она сумела справиться с подступавшей тошнотой.
Совсем рядом послышался лай собак и какой-то хрип, и Вера почувствовала, что сейчас не выдержит, вскочит и побежит. Пусть ее поймают собаки, разорвут на куски, тогда кончатся ее страдания раз и навсегда. Вдруг всплыло лицо Владимира, протягивающего ей руку на подъеме в гору, его глаза, с такой нежностью глядящие на нее, и его теплый голос, с восхищением говоривший: «Девочка моя, какая же ты у меня сильная». Только желание снова услышать его голос и посмотреть в его глаза преодолело ее страх. Вера закрыла глаза в неистовой мольбе…
Она не знала, сколько так сидела, может, несколько минут, а может, несколько часов. Время как будто остановилось, и ничего и никого больше не существовало — ни чеченцев, ни аула, ни собак, ни хлева, ни самой ее, Веры.
Когда Вера пришла в себя, было уже тихо. Слышался только треск сверчка. Осторожно приподняв ветошь, Вера выглянула из закутка и, увидев только стоявших коров, подползла к стойлу и через отверстие в стене выглянула во двор.
Девушка вздрогнула при виде огромной белой луны, висевшей так низко над землей, что казалось, если дотянуться, то можно достать рукой.