Второй кощей
Шрифт:
— Ох, Матвей, вот не соскучишься с тобой, — усмехнулся леший. — То ты сам говоришь, что все знаешь и умеешь. То приходишь с такими вопросами. Да разве можно понять? Каждый человек или нечисть, если уж совсем не пропащий, всегда думает, что поступает правильно.
— Так ли уж каждый?
— Каждый. Даже взять того же Большака. Думаешь, он от злобы такой? Да нет, воспитали подобным образом. И то Большак считает, что для своих чертей он добрый батька. И даже если худо с ними поступает, то лишь для того, чтобы уму-разуму учить. Это что за невидаль такая, черная внутри?
—
— Вкусная какая. А то ты все крендели, да крендели. Я уж и сказать тебе стесняюсь, что приелись они мне.
— А что делать, если я точно знаю, что мой поступок будет плохим?
Леший усмехнулся, утерев рот:
— Вот скажи, часто плохой человек себе подобные вопросы задает? Вот то-то и оно, что нет. А ты, смотри-ка, даже страдаешь. Сдается мне, на распутье ты находишься. И не знаешь, в какую сторону пойти. Но я тебе так скажу — я много рубежников повидал. А такого как ты, первый раз встречаю. Может, и ошибаюсь. Вдруг вскружит тебе хист голову. Собьет с пути. Однако пока до этого далеко. Сколько бы рубцов ты ни получал, а все равно человеком остаешься.
Я тяжело вздохнул.
— Ну, если тебе так тяжко на душе, ты расскажи. Глядишь, и правда советом каким помогу. Все-таки опыт какой-никакой у меня есть.
Мне будто только того и надо было, поэтому я сразу стал говорить. С самого начала — про Васильича, его сына, судьбу Фекоя, полукриминальное дело, которое будто бы само подвернулось. Леший слушал внимательно, перебив всего лишь раз. И то ради того, что поинтересоваться, с какой начинкой пирожок.
— Стяжательство и татьба — это, конечно, дело дурное. Я подобное не приветствую. Однако как сказал ты про сына и отца, у меня сердце кровью облилось. Знаю я, что такое детей терять. Пусть давно это было, да и детки не мои, чужие. Сам понимаешь…
Я молча кивнул.
— Что до нечисти, так ты по поводу вэтте не переживай. Эти хуже чертей, тоже клейма ставить негде. Только если черти народ простой, бесхитростный, чухонцы все наперед считают. Вот ты говоришь, с тобой они всегда честно себя вели. Так то лишь для собственной выгоду. И запомни, вэтте в убыток никогда торговать не будут. От тех артефактов они не обеднеют. Единственнее, будь осторожен. Не верю я, чтобы они свои вещи просто так без надзору оставили.
— Про это я уже думал.
— И после аккуратнее будь. У них много людей и нечисти. Продавать надо лишь проверенному торговцу. А я, слышал, у тебя проблемы в Выборге с этим.
— Ты-то откуда знаешь?
— Земля слухами полнится. К воеводе вэтте, конечно, не пойдут. Но все же, поберегись. Лишним не будет.
Вообще, про то, куда сбывать шкуру еще неубитого медведя, я даже не думал. Пока остановился на моральных угрызениях совести.
— Меня вот другое беспокоит, Матвей. Я в том, ином мире, не бывал, конечно. Но многое о нем слышал от рубежников, что по моим лесам гуляли. Вроде как Изнанка просто так ничего не делает. И если отметила кого проклятием, то, возможно, были на то свои причины. В тебе вот она сразу хорошего человека разглядела.
— Бывает так, что мы становимся плохими под влиянием обстоятельств.
И сразу
— Так-то оно, конечно, так, — вроде согласился леший. — Только поставь того Рехона на свое место. Вот скажи, долго ли бы тот сомневался и думал? Страдал ли перед выбором?
— Так или иначе, я должен ему помочь. И Федору Васильевичу.
— Ну вот и вернулся Матвей, которого я знаю, — весело хлопнул себя по коленям леший, поднимаясь на ноги. — А то, батюшко, помоги, батюшко подскажи, так ли поступаю, батюшко? Будто ивашка какой.
Я рассмеялся. Разговор наш занял минут десять, зато впечатление на меня произвел необычайное. Словно после проливного дождя на небе вновь появилось солнышко.
— Поеду я, батюшко.
— Помогай тебе Господь, Матвей.
— Ах да, — я уже завел машину, поэтому пришлось открыть окно. — Скажи, у тебя в случае чего можно будет на какое-то время спрятать грифона.
— Какого грифона? — с лица лешего сразу слетела вся благостность.
— Королевского.
Глава 17
Никогда не думал, что наступит момент, когда я стану взрослым в самом плохом смысле этого слова. Но именно сейчас я сидел в машине, загруженной пакетами (пришлось даже выкатывать тележку на парковку супермаркета), и вообще не хотел входить в дом. Потому что там ничего хорошего меня точно не ожидало.
— Мясс… со пропадет, — наконец резонно заметила Лихо.
Это она еще молодец, долго держалась. Я опять вздохнул. Надо на календаре посмотреть, не сегодня ли день тяжелых вздохов?
Что до мяса — это правда. Я взял его столько, что, наверное, из него можно было собрать целое животное. Да, немного страшноватое, с куриной печенью, свиной лопаткой, телячьей вырезкой и шеей индейки. Последнюю очень уважал бес и готовил из нее вкуснейший суп. Поэтому пришлось вылезать наружу.
Как самый настоящий мужик, я решил дотащить все девять пакетов за один раз. Но даже сила рубежника не смогла бы помочь в этом бессмысленном занятии. Пусть, благодаря хисту, я и здоровый, однако пальцы у меня все равно не казенные. Но тут на помощь пришло Слово. Очень удобная штука, когда надо закинуть что-то на невидимый горб.
— Разбирайте, — бухнул я пакеты в коридоре. — Гриша, принимай заказ. На ужин куриная печень в сметане. Только лука и зелени не экономь.
Впрочем, ни одного «чекупилы» ко мне не выбежало. Я судорожно потянулся к печатям — нет, на месте. Вот только напряжены. Как гитарные струны, которые пеетянули, словно вот-вот должно что-то произойти.
Не разуваясь, я кинулся в гостиную, где и обнаружил картину маслом. Черт с бесом стояли на спинке дивана, а снизу на них беззвучно щерился грифон. Явно намекая, что сейчас сделает что-то очень нехорошее. Его пыталась удержать Зоя, вот только Куся на нее не обращал никакого внимания. Несмотря на скромные размеры, ростом он не доставал девушке и до колен, королевский грифон оказался сильнее своей «хозяйки». Что совсем неудивительно. Куда чужанке тягаться с нечистью? К тому же, уникальной.