Второй полет Гагарина
Шрифт:
— Не поверишь! Мне очень приятно это слышать. Но как я могу доверять человеку, врущему про Циолковского?
Во как связала… Я и правда женился на чересчур умной, с широкими взглядами и свободными манерами. Но приземлённая домохозяйка вроде Таси меня бы моментально утомила и начала раздражать.
— Абыжаеш, да? Ничего я не врал. Только иначе расставил акценты и кое о чём умолчал.
— А до самоцензуры?
— Уфф… Тебе правда интересно?
— Интересно, что на самом деле думаешь ты.
— Тебе не в медчасть надо было идти, а особый отдел — вести дознание. Ладно. Циолковский — никакой не учёный, он только очень талантливый популяризатор
— Ничего крамольного… — снизошло моё домашнее НКВД. — Почему ты не рассказал это офицерам?
— А зачем? Слишком глубоко и сложно, противоречит написанному в газетах. А что формулы вывели британские учёные, звучит непатриотично. Особенно в устах кандидата в кандидаты в члены КПСС. Давай я тебе лучше анекдот расскажу.
— Уходишь от темы. Ладно, давай.
— Британские учёные исследовали размножение мышей в неволе и выяснили, что главной помехой их размножению является то, что за ними подглядывают британские учёные.
Алла не засмеялась, а задумалась на пару секунд.
— Ты прав. Такое рассказывать, особенно на людях, гораздо спокойнее, чем про изобретение англичанами чего-то раньше российского учёного.
Естественно, ни при комсомольцах, ни наедине с супругой ни словом не обмолвился о «философии» Циолковского, теории атомов-духов, глубоко противоречащей марксизму. Гагарин в пятидесятые годы вряд ли где мог прочитать про евгенику калужского, скажем мягко, фантазёра. Тот предлагал, ни много ни мало, улучшить человечество путём ликвидации дурных форм неудачных людей: калек, идиотов, слабых, ленивых, глупых, несознательных и т.д., уничтожая их, не причиняя страданий. Очень печальная параллель с идеологией крайне неприятных людей, по стечению обстоятельств построивших первую баллистическую ракету.
Подобные разговоры велись ещё не раз, я уверился, что супруга считает меня вполне преданным советским товарищем, только воспринимающем льющуюся по радио и из газет пургу не дословно, а осмысливая её критически.
Однажды спросила меня, что сделаю, если советский лётчик решится на предательство и перелетит в Норвегию. Для комсомолки этого времени — чрезвычайно смелое предположение.
— Имеешь в виду, я сам буду находиться в воздухе? Очень хреновая ситуация. Но если вышка прикажет открыть огонь, собью. Измена непростительна ни при каких обстоятельствах.
— Чехова читал, «Драма на охоте»? Там один персонаж говорит: если тебе изменила жена, радуйся, что тебе, а не Отечеству.
— То есть ты сейчас намерена сообщить мне, что изменила с каким-то зенитчиком, чему я должен несказанно обрадоваться?
Был выходной, мы гуляли по берегу Печенги. Не менее дюжины рыбаков стали бы свидетелями, что я столкнул супругу в ледяную воду, её побило о камни и унесло течением. Естественно, только сделал вид.
— Сумасшедший! Я ни с кем, кроме тебя, успокойся. Артиллеристы — они как бабы. Дай кому-нибудь повод, через полчаса будет
Тема исчерпалась, а я приступил к задуманному, достав из кармана длинный кухонный нож и изоленту на матерчатой основе. Скотч и пластиковую ленту местная цивилизация ещё не знает. Нашёл дрын в куче плавника на берегу и примотал к нему нож, вооружившись примитивной острогой.
В Печенгу заходит лосось. Попадаются, по словам местных рыбаков, треска, камбала, пикша, сайда. Морская рыба поднимается из губы вверх по течению на десятки километров.
Серьёзные парни ставят сеть, о рыбнадзоре здесь не слышали. Но это не по мне, куда девать столько? Тратить время на рулетку: клюёт — не клюёт, тоже не хотел, именно времени мне вечно не хватало. Поэтому с женой, оставленной на берегу с авоской в руках, и браконьерской снастью наперевес комсомольский активист и без пяти минут член КПСС отправился на промысел с запрещённым орудием лова.
Сначала думал — нет ничего проще. Серебристая спинка то и дело мелькала между камней. Фигачил в неё острогой и почему-то промахивался. Когда, наконец, повезло, трепыхающаяся дичь сорвалась с клинка и упала обратно в воду. Штуки три рыбёшки ладони в полторы длиной я всё же добыл, но когда отдал Алле и перебирался от берега по камням обратно к месту охоты, нога соскользнула, отчего будущий космонавт номер один вместо приземления приводнился в ледяную воду. Битву с рыбой пришлось прервать и нестись галопом домой — принимать горячую ванную, пока вода в титане не остыла с утренней протопки, и переодеваться в сухое.
Супруга скептически оценила улов, спросила, нет ли у нас или у соседей высоких болотных сапог. Получив отрицательный ответ, взяла рыбный бизнес в свои руки, благо уже скопила начальный капитал в размере нескольких литров медицинского спирта, чем гордилась, повторяя: Non est medicina sine vodka et vino, что в весьма произвольном переводе означает «в медицине без бухла — никак».
На жидкую валюту Алла для начала притащила от химиков общевойсковой защитный комплект, его нижняя часть представляет собой сапоги воедино со штанами, верхняя была отхвачена ножом за ненадобностью. На вопрос «как тебе удалось» ответила притчей про старшину, самого находчивого и выносливого на Северном флоте: до обеда находит, после обеда выносит из расположения части. Ещё через день молодой солдатик справился: здесь ли проживает товарищ военфельдшер? Он доставил сверток, в котором находился полированный метровый штырь из нержавейки с насечкой у острия, чтоб подбитая рыба не срывалась с остроги.
По праву добытчика инвентаря Алла решила испробовать обновки сама. На берегу облачилась в остатки ОЗК и, напоминая амазонку на тропе войны, направилась в воду. Защищённая до пояса, не пыталась балансировать по камням, ступала по дну. Через час вынуждена была прерваться: привязанная к поясу сетка грозила опрокинуть её своим весом. Мне порыбачить не дала, и так рыбы много — хоть с соседкой делись.
Жена уже получала фельдшерский оклад с тридцатипроцентной надбавкой и за сержантское звание. По советским меркам да практически на полном государственном обеспечении и без ребёнка мы были довольно богатой парой. На изрядно прибавивший в цене «Москвич-407», новейший по тем временам, с мотором сумасшедшей мощности в сорок пять лошадей, могли накопить меньше чем за год, он стоил двадцать пять тысяч рублей. Естественно, сей лимузин не предлагался в автосалонах, право на его покупку надо было выбить, но военные Севера вполне обеспечивались такими льготами.