Второй прыжок с кульбитом и пистолетом
Шрифт:
— Да? — удивился Антон.
— К бабушке не ходи.
Мы расположились на скамейке в скверике с пешеходным бульваром посредине, что разделял проезжую часть Пушкинской улицы. Лавки здесь стояли очень удачно для влюбленных — в глубине кустов. Бабушки и мамаши, впрочем, тоже изредка сквозь ветки наблюдались.
Наш визави на фарватере объявился без синего халата, зато в летних штанах и цветастой рубахе. Словно обычный прохожий, он профланировал мимо, потом вернулся. Слежку засекает, что ли? Ха-ха три раза, конспиратор недоделанный. Глухонемого Дениса с газеткой,
Едва грузчик уселся рядом, как Коля достал бумажку в сто рублей, к которой присовокупил планировку квартиры, где в каждую комнату на плане был вписан список мебели. С утра я рисовал эту картинку по памяти, но уверенно — все-таки за десять лет на родительской жилплощади уйму ремонтов пережил.
Вручение верительных грамот произошло молча, без торжественных речей.
— Обычная панельная трешка, — бесстрастно изрек негоциант от мебели, мельком глянув на схему. — Есть чехословацкая жилая комната со стенкой и румынская спальня под орех. Кухня, извините, только наша, сальская. Но симпатичная, серенькая в крапинку. Еще в наличии туркменские ковры.
— А болгарские найдем? — вылез Антон.
«Хороший» ковер хотели все. Если в доме был один, мечтали о втором. И «доставали», в конце концов. Ковры имелись в каждой квартире, но в свободной продаже их никто не видел. Вот такой парадокс.
В советские времена ковер на стене, вместе с хрустальной посудой в серванте, означали достаток и благополучие. Обычай вешать ковер, а на него скрещенные янычарские сабли, пошел от армян. Издавна ковры на стене в армянской жизни занимали такое же место, что сегодня иконы у православных. Стелить ковер на пол считалось неправильным, для этого существовали разного рода ковровые дорожки с половиками. Ковры настене несли некий энергетический символ — сакральный знак, защищающий семью и дарующий благоденствие.
Кроме эстетического значения, ковер на стене имел еще и практическую, звукопоглощающую функцию, поскольку тонкая стена хрущевки мало препятствовала взаимному изучению соседской жизни.
— Будем обсуждать, — Коля поднялся. — Ровно через час, на этом месте.
— Не понял, — удивился грузчик. — Чего обсуждать, брать надо!
— Проверим, готова ли квартира, — Коля снизошел до пояснений. — Через час на этом месте.
По Пушкинской улице до моего нового-старого дома было пять минут хода. Мы с Колей не спешили, Денис с независимым видом плелся сзади.
— Здесь обязательно шустрит ОБХСС, — вздохнул Коля. — А мы поломали шаблон, ушли.
— И что? — удивился мой парень.
— Если я вернусь на ту сторону, и Деда рядом не окажется, деньги будешь давать в квартире, когда разгрузятся. Понял, Антон?
Парень понятливо кивнул.
— Вот с таких сделок начинался развал великой страны, — сообщил вслух Коля. — «Телефонное право» уже есть, дефицит перераспределяют по блату, а коррупция, после сталинского затишья, пухнет тестом на дрожжах.
С высоты прожитых лет это было так очевидно, что удивился только Антон. «Единый» советский народ давно поделен
Конечно, жители только что заселенного «Дворянского гнезда» в мебельные магазины не хаживали. И гастроном посещали лишь изредка — все потребности закрывали специальные распределители, где на полках ясно просматривался коммунизм.
Возле моего нового-старого дома кипела работа — крепкие тетки в робах асфальтировали тротуар, сажали деревья, красили качели надетской площадке. Сама девятиэтажка, практически готовая, затихла в ожидании.
Штаб-квартира прораба на первом этаже первого подъезда была пуста, кроме молодого парня с хитрыми глазами и в чистенькой спецовке. За заваленным бумагами столом он заполнял какую-то ведомость.
— Шефа нет, — с готовностью доложил он. — Таким как вы, пошел квартиру показывать.
— А нам покажешь?
— Покажу, — парень встал. — Бутылка делов.
Смотреть квартиру, в которой когда-то прожил десять лет, я не захотел. Антон тоже не стал настаивать, на девятый этаж с палочкой взбираться как-то не комильфо. Да и что там делать? Прорабская квартира точно такая же, только без балкона, вот ее Антону я и показал.
— А эта, значит, моя комната, — парень остановился на пороге самой маленькой спаленки.
— Ясное дело, — усмехнулся я. — Не нравится?
— На веранде получше будет, — Антон ответно хмыкнул. — А еще лучше в саду, под яблоней.
— Значит, будем брыкаться от переезда. Причина уважительная, лифт включат через месяц, пока все не заселятся, — я повертел палочкой.
— А потом?
— А потом дядя Коля купит у хозяйки наш домик и уедет в командировку. А тебя попросит присмотреть. Как такой вариант, подходит?
Антон задумчиво кивнул.
— Мы договорились, — сообщил возвратившийся Коля. Парень в спецовке согласно молчал. — Входную дверь заменят, наши замки врежут, когда принесем, белую плитку в санузле положат.
— Деньги вперед! — спохватился парень.
— А вот ни фига, — отрезал Коля, доставая очередную бежевую купюру с Лениным. — Хватит тебе аванса, а сроку дам два дня. Приму объект, получишь расчет с премией. Нет — будешь без премии халтуру переделывать. Понял?
Принцип материального стимулирования строительному парню оказался ясен, он моментально усвистал организовывать шабашку. А мы отправились на заключительный брифинг с мебельным магнатом.
Глава двенадцатая, в которой описываются новые методы лечения волкодавов