Второй раунд
Шрифт:
— Прошу прощения, — сказал он. — Вы, наверно, не завтракали, а я даже не спросил об этом…
— Ничего, ничего, я еще могу потерпеть, — смущенно сказал Вышпольский. — Продолжать?
— Нет, нет, позавтракайте, отдохните, часок — другой, и тогда мы снова встретимся…
Проводив с дежурным солдатом Вышпольского в отведенное для него помещение, распорядившись о завтраке, Фомин и сам пошел подкрепиться. День был воскресный, и ему не хотелось беспокоить начальство, не закончив разговора с задержанным. Час — другой в данном случае вряд ли важны. Посмотрев на часы, наметил продолжить разговор в 9.30…
За завтраком думал о поляке. В общем, он
— Это было в сорок третьем, — начал рассказ Вышпольский, когда они встретились вновь. — Я работал тогда подручным слесаря в авторемонтной мастерской на автостраде Варшава — Кенигсберг… Рассказывать подробней или мелкие детали не нужны?
— Her, детали представляют интерес, — спокойно ответил Фомин, — точнее указывайте даты, имена.
— Так вот, в начале сорок третьего к нам в мастерскую заехала большая черная машина «мерседес-8». Ее сопровождало несколько мотоциклистов-автоматчиков. Из машины вышел немецкий офицер, по знакам различия — полковник саперных войск. Хозяин мой, пан Ковальский, залебезил, засуетился перед такой важной персоной. Полковник на польском языке потребовал срочно отремонтировать крепление задней рессоры, а сам вместе с адъютантом зашел в ресторанчик при автостанции.
Мастера Закревский, Чепик и я по приказанию хозяина закатили машину на яму. Работали быстро, потому что и сами хотели поскорее избавиться от такого клиента. Закончив ремонт, туг же доложили. Полковник сел в машину и уехал. А пан Чепик сказал: «Знаете, кто он такой? Это Генрих Мевис, руководитель организованного грабежа польской земли. Его молодчики забирают здесь наше сырье, техническое оборудование».
Вышпольский вздохнул, поерзал на стуле.
— Теперь скажите, не странно ли получается, пан капитан? Прошло столько лет, с фашизмом, как известно, покончено, а я — польский рабочий, угнанный на чужбину, вынужден, как и четыре года назад, за кусок хлеба прислуживать нацисту, грабителю моей родины.
— Думаю, что вам это было весьма неприятно, — согласился Фомин. — И что же вы решили сделать?
— Я решил действовать, пан капитан. Из газет я знал, что шли судебные процессы над военными преступниками. Подумал: английская военная администрация заинтересуется Мевисом. Написал письмо, изложив в нем известные мне факты. Однако мне не ответили. Но я продолжал следить за ним. Узнал, что он приехал сюда недавно и, что меня больше всего поразило, оказалось — теперь он вовсе не Мевис, а Ганс Иоахим Клюге, коммерсант. Я отправил вторичное заявление — преступник, мол, скрывается под вымышленной фамилией. Но послание мое снова осталось без ответа.
Фомин видел в глазах Вышпольского неподдельную ярость.
— Чем же завершились ваши старания?
— О, это еще длинная история. Я не утомил вас?
— Продолжайте.
— Выдался удобный случай, я подогнал машину к его подъезду, вышла девушка. Я сказал ей комплимент, и мы разговорились. Она оказалась служанкой Клюге, оплатила счет и забрала ключи. Потом как-то утром снова встретил ее у подъезда, опять поболтали. Короче говоря, я стал встречаться
Однажды я решился зайти к Эльзе. Клюге не было дома. Она испугалась, сказала, что хозяин не велел никого в его отсутствие пускать в дом. Я говорю ей: к тебе пришел, а не к нему и зашел в комнату, которую она убирала. Очевидно, это был кабинет. И что бы вы думали: на стене, над письменным столом вижу висит большая фотография Мевиса в полковничьей форме. А потом увидел на столе эту карту, и очень она меня заинтересовала.
— Как же вам удалось ее взять? — спросил Фомин.
— Это произошло не сразу. Вначале я стал заигрывать с Эльзой. А когда она куда-то вышла, заглянул в карту и понял все. И то, почему мои письма остались без ответа. Как по той пословице — ворон ворону глаз не выклюет. Он был англичанам свой, этот полковник. И еще, пан капитан. На секретере лежал перзонен-аусвайс [5] на имя Клюге, выданный — я успел посмотреть и хорошо запомнил — полицией Вернигероде, города, который, как я знал, находится в восточной зоне.
5
Паспорт (нем.).
Дня через два, когда я снова зашел к Эльзе, она рассказала, что хозяин уехал и что можно побыть вместе. Вот тогда я и взял карту, которая по-прежнему лежала на столе, но была уже вот так удобно сложена. — Вышпольский кивнул на карту. — В ту же ночь решил идти сюда… Дальше вам все известно.
— Сколько примерно Мевису-Клюге лет?
— Сорок два — сорок пять.
— Вы сможете изложить на бумаге все, что мне рассказали?
— Да, конечно.
Фомин отвел Вышпольского в кабинет, который находился напротив комнаты дежурного, положил перед ним стопку чистой бумаги и ручку.
— Что за человек? — спросил Фомина прибывший его сменить лейтенант Скиталец.
— Заявитель. И, надо сказать, интересный… Если все, что он мне сейчас рассказал, правда, к нам в зону должен пожаловать знатный гость. Если уже не пожаловал.
— Извините, товарищ полковник, что беспокою вас в воскресный день. Только что закончил беседу с неким Вышпольским, — и Фомин коротко изложил начальнику суть дела.
— Через час — полтора буду, — сказал полковник Кторов. — А вы пока свяжитесь с нашими коллегами в Вернигероде. И еще проверьте, значится ли Клюге в полиции…
Фомин позвонил в Вернигероде, зашел к дежурному.
— Послушай, Скиталец, я приведу этого парня к тебе, а сам минут на двадцать отлучусь. Побреюсь и приму душ. Нельзя с такой щетиной и неумытому браться за серьезное дело.
— Вас понял. Действуйте! — улыбнулся лейтенант. — А заявителя даже не нужно пересаживать ко мне, пусть сидит там, в комнате, и пишет. Просто я открою двери.
— Просьба. Вызови, пожалуйста, переводчика с польского. Лучше всего Шуру.
…Дома, в которых жили сотрудники, находились на той же улице. Через каких-нибудь полчаса Фомин вернулся чисто выбритым и бодрым, словно и не было бессонной ночи. Он успел и переодеться. Серый костюм, белая рубашка очень шли ему, подчеркивая ровный загар. Это оценила переводчица Шура Александрова, которая уже сидела за своим столиком и переводила заявление поляка, деловито отстукивая его на машинке.