Второй раунд
Шрифт:
— Это, увы, не компенсирует главного, — заметил Гартенфельд. — Где контейнер? Его содержимое пусть лучше будет у меня. Да в общем-то не такая уж это ценность, Эрна, если не считать, что «жених» на прочном крючке.
Глава двадцатая
Фомин, увидев озабоченное лицо Михайлова, поджидавшего его у дверей кабинета, спросил:
— Что удалось узнать?
— Денисова доставлена в институт кардиологии в очень тяжелом состоянии,
— Вы сказали, кто вы?
— Да.
— А о нашем предположении, что это могло быть вызвано некоторыми обстоятельствами?..
— Нет, Евгений Николаевич. Об этом я ничего не говорил.
— Я сейчас поеду туда сам. Что слышно о Гартенфельде?
— Появился наконец в гостинице, взят под наблюдение. В «Метрополе» приобрел на послезавтра два билета до Стокгольма, хотел было на завтра, но свободных мест не оказалось. Самолет авиакомпании «Сабена», как я выяснил, улетает из Шереметьева в четырнадцать тридцать.
— Обратите внимание, он спешит восвояси. Если несчастный случай с Денисовой дело его рук?.. Я теперь уже не оставляю этой мысли… Значит так, ждать мы больше не имеем права. Турне Гартенфельдов придется прервать. Я скоро вернусь. Прошу вас, отдайте строжайшее распоряжение не выпускать эту парочку из поля зрения ни на минуту…
В приемной директора института Фомин лицом к лицу столкнулся с Денисовым, но тот даже не узнал его. Лишь когда Фомин потянул его руку, понял наконец, кто перед ним.
— У вас кто-нибудь болен? Здесь лежит? — спросил Денисов.
— Да. Хорошая знакомая, Виктор Сергеевич, — ваша жена. Как она?
Ответ Фомина не сразу дошел до сознания Денисова.
— Простите, я что-то не пойму. Откуда вы узнали, что с Людмилой Николаевной случилась беда и она здесь?
— Узнал. Давайте вместе зайдем к директору. Мне нужно поговорить с ним. Из нашей беседы вы, кстати, кое-что поймете… Он у себя? — обратился Фомин к секретарю.
— Леонид Александрович вышел в отделение. Должен скоро вернуться. И у него сразу же начнется консилиум, вряд ли он сможет вас принять…
Дверь отворилась и через приемную мимо них прошла в кабинет группа людей в белых халатах, продолжая на ходу беседу.
— Пойдемте, — Фомин подтолкнул Денисова к дверям.
— Извините, товарищи, я же сказала, что директор будет занят, у него консилиум. К нему нельзя, — поднялась со стула секретарь.
— Я думаю, наше присутствие только поможет вашим товарищам. Не беспокойтесь, я объясню все директору. — Фомин решительно вошел в кабинет, потянув за собой Денисова.
— Извините за вторжение, Леонид Александрович. Полковник государственной безопасности Фомин, — представился он. — Скажите, пожалуйста, вы собираетесь обсуждать состояние здоровья Денисовой?
— Да. А в чем дело?
— Мне необходимо высказать вам наши предположения. Мы, я имею в виду Комитет государственной безопасности,
В кабинете воцарилась мертвая тишина.
— Да, убийцы, — повторил Фомин, видя, какое впечатление произвели его слова на окружающих. — Он мог грозить ей и даже, может быть, чем-то воздействовать на нее. У господ такого copra богатый арсенал различных средств…
— Я не все понял… и вообще это страшно и неожиданно, — сказал Ясников. — Да что же мы стоим? Проходите, товарищ Фомин, — я правильно назвал вашу фамилию? И вы, Виктор Сергеевич. Садитесь… Та-ак… — Ясников нервно поправил очки. — Ваше сообщение, товарищ Фомин, в какой-то степени меняет отношение к этому случаю. Я только что смотрел ее сам и, признаться, никаких видимых повреждений не обнаружил. Да и мои коллеги. Прошу знакомиться: старшие научные сотрудники, кардиолог Лобова Нина Михайловна, Большакова Евгения Александровна — рентгенокардиолог. Они вчера ее тщательно осматривали и тоже ничего не нашли. Знакомьтесь с остальными товарищами…
— Может быть, мы были недостаточно внимательны, — заметила Лобова. — Я имею в виду чисто внешний осмотр, кожный покров… Главное для нас было сердца. В анализах особых отклонений нет. Все в пределах: нормы.
— Со стороны рентгенологических исследований тоже ничего не обнаружено. Сердце в пределах возрастной нормы. Если и что есть, то это совсем незначительная эмфизема легких. Ваша супруга не перенесла легочных заболеваний? — спросила Денисова Большакова.
— Нет. Кажется, нет. Она пела на профессиональной сцене… Это могло иметь влияние?
— Может быть…
— Аритмию могло вызвать нервное потрясение, — сказал Ясников. — И если случилось так, как предполагает товарищ Фомин… Готовые ее к дефобриляции.
— Это опасно, профессор? — спросил Денисов.
— Не беспокойтесь, Виктор Сергеевич.
Врачи вышли, и Денисов с Фоминым остались одни.
— В Москве появился Макс Лютце, — сказал полковник. — Вы припоминаете такого?
Денисов мрачно кивнул.
— Нам не сразу удалось установить, что это он, — продолжал Фомин, — и мы не могли заблаговременно предотвратить возможность его встречи с вашей женой. Мне думается, такая встреча была. И не далее как вчера. Я даже в этом уверен.
— Надеюсь, на этот раз ему не удастся уйти?
Фомин поморщился. Слова Денисова прозвучали как упрек.
— Не уйдет, — ответил он.
Денисов нервничал, ходил по кабинету, в пепельнице на столе росла горка окурков. Прошло около чага. Наконец, дверь широко распахнулась.
— Все будет в порядке, — сказал Ясников. — К вечеру, Виктор Сергеевич, вы сами сможете сказать жене несколько слов. А сейчас она устала после нашего натиска и уснула, чудесно, спокойно уснула, пока мы обсуждали внизу результаты обследования. А вам, — Ясников повернулся к Фомину, — я понимаю, не терпится узнать что-то у Людмилы Николаевны?