Второй раунд
Шрифт:
— Да, конечно. Но что делать, придется подождать. Если состояние Людмилы Николаевны будет лучше, я поговорю с ней завтра.
В управлении полковника уже ждали капитан Михайлов, майор Котов и лейтенант Фомин.
— Вот и хорошо, что вы все здесь, — сказал Фомин. — Садитесь и послушайте мой разговор с генералом.
Он поднял трубку, набрал номер и в общих чертах сообщил Богданову результаты посещения кардиологического института.
— Что говорят медики? — переспросил Фомин. — Обещали завтра
— Ну вот, друзья, о состоянии здоровья Денисовой вы теперь знаете. Я продолжаю считать, что скоропостижное заболевание — результат ее встречи с Гартенфельдом. Прямо генерал в этом не упрекнул, но доля нашей вины несомненно в этом есть. Скорее, моей. Ладно, к этому мы еще вернемся. Что у вас нового, Захар Петрович? — обратился он к Котову.
— Гартенфельд просил сегодня поменять билеты на более ранний рейс. А их нет. Поэтому все остается по-старому. Завтра.
— Где Гартенфельды сейчас, вам известно, Юрий Михайлович?
— Да, товарищ полковник. С ними работают. В настоящее время, — Михайлов взглянул на часы, — вернее сорок минут назад, Гартенфельды находились в Александровском саду.
— Хорошо. Захар Петрович, учтите, пожалуйста, «племянницу» нужно буквально с первой минуты изолировать от «дядюшки» и сделать все так, чтобы они не смогли перекинуться ни единым словом.
— Понятно.
— Как только их привезете, Эрну сразу ко мне. Первичный допрос Гартенфельда проведете вы, Юрий Михайлович. Мне пока не стоит ему показываться на глаза. Обедал? — спросил он Сергея. — Нет? Тогда пойдем перекусим по-семейному.
— Дома?
— Нет. Димой мы с тобой теперь не скоро попадем.
Трубку долго не брали. Наконец. Фомин услышал мягкий баритон:
— Слушаю вас.
— Леонид Александрович? Здравствуйте, Фомин.
— Здравствуйте, можете приезжать. Людмила Николаевна чувствует себя вполне сносно. Четвертый этаж, палата тридцать один «а». Вас пропустят. Если возникнут какие-либо вопросы по медицинской, так сказать, части, я к вашим услугам. Милости прошу.
— Сейчас приеду. Спасибо.
Пропуск был оформлен. Молоденькая миловидная сестра набросила ему на печи хрустящий крахмальный халат и повела за собой Они поднялись на лифте, потом шли по просторному коридору. Фомин старался ступать как можно тише, осторожней, хотя в этом не было особой необходимости.
— Минутку, — остановила его сестра. — Я сейчас, — и скрылась за дверью. Тут же вышла: — Пожалуйста, товарищ Фомин…
Небольшая палата была залита ярким солнечным светом. Справа стояла широкая никелированная кровать, на которой сидела Денисова.
— Увы, Евгений Николаевич, опять я доставляю вам хлопоты. Берите стул. Мне сказал о вас вчера Виктор. Я ведь вполне прилично чувствовала себя еще вчера. А сегодня очень ждала вас. Так, значит,
— Людмила Николаевна, милая, — прервал ее Фомин, — дайте мне сначала хоть посмотреть на вас — выходец вы с того света. Это за смелость, — полковник положил на постель несколько крупных гладиолусов. — Ну, как вы?
— Ой, какие чудесные. Спасибо.
Фомин пододвинул стул и сел рядом.
— Откуда же вы узнали, что это был Лютце?
— Откровенно говоря, не знал, но предполагал, что он у вас может появиться. И к сожалению, на этот раз опоздал.
— Так вы еще не знаете, как было дело? Позавчера днем… — И Денисова рассказала о том, что произошло на даче в Быкове.
— Финал. Меня очень интересует самый финал происшествия. Если вы, конечно, помните?.. — спросил Фомин.
— Он сказал «проводите». Я пошла вперед. Лютце окликнул. Я задержала шаг, обернулась. Он направил мне в лицо какую-то трубку. Кажется, это была автоматическая ручка. И все, больше я ничего не помню.
— В свое время этот господин пытался отправить меня на тот свет с помощью элегантных перчаток.
— Как?
— Да, вот так. Поправляйтесь. Когда выздоровеете, непременно нагряну к вам и все расскажу.
— С Сережей и Викторией Григорьевной. Буду ждать.
— Федор Иванович, в Шереметьево, — приказал Фомин, захлопывая дверь машины.
— В Шереметьево так в Шереметьево, — ответил шофер.
Они ненадолго задержались под светофором у Большого театра. А дальше почти без задержки шли до шоссе. Обогнали несколько машин, поливавших газоны и деревья. Водяные усы вспыхивали под солнцем маленькими радугами. Вымытая листва становилась лаковой.
Свежий, пахнущий нагретой землей и лесом ветерок врывался в окна.
«Тогда тоже было лето», — вспомнил Фомин.
— Несколько поворотов, и аэровокзал.
В досмотровом зале Фомин сразу увидел Сергея, одетого по-дорожному и с чемоданом. Потом отыскал глазами Михайлова. Тот стоял у стола регистрации. А вот и Котов о чем-то говорит со служащим таможни.
Фомин вновь посмотрел на Сергея. Крупные, но мягкие черты лица, серые глаза как у матери. Большой лоб. Русые, чуть волнистые волосы. Большой и сильный, и такая спокойная доброта в нем.
А может быть, это ему, отцу, так кажется? Но ведь похож. Похож на него молодого, который…
Чуть заметная улыбка тронула губы Фомина, когда он подумал: интересно, как себя почувствует Зандлер в обществе этого молодого чекиста. Может быть, увидит сходство?
В зал вошла группа пассажиров. Фомин без труда отыскал среди них Гартенфельда. Вот Гартенфельд подал свои документы. Котов взял их, посоветовался о чем-то со старшим зала. Потом Котов пригласил Гартенфельда в кабинет начальника таможни. Эрна пошла за ними, но Котов остановил ее. Минутой позже к ней подошел Михайлов, и она вместе с ним прошла в другую комнату. Туда же прошел Сергей. Все это прошло быстро и без хлопот, незаметно для окружающих.