Второй шанс — 2
Шрифт:
— Мужики повздорили, уже всё нормально, — успокоил её майор. — Только вот стекло подмести не мешало бы.
— Ах ты ж боже ты мой, — всплеснула та руками, — надо начальнику поезда сообщить.
— Не надо, мать, — прохрипел тот, которому я врезал по гортани и промежности. — Не надо никому сообщать, всё тип-топ.
Он уже сидел на нижней полке, всё ещё осторожно массируя пальцами горло и с опаской, но без особой злобы, поглядывая в мою сторону. Похоже, окончательно протрезвел.
— А, ну ладно, — легко согласилась проводница, — тогда я за веником.
Понемногу всё успокоилось. Тем более что покалеченных не
— А вы того типа как ослепили?
— Ладонями по глазам хлестнул. За пять лет на зоне тоже кое-чему научился, — усмехнулся он, как мне показалось, с долей грусти.
Я не стал спрашивать, за что он тянул свой срок, пять лет — статья относительно лёгкая, может, вор-рецидивист, не первая ходка, судя по внешнему виду, татуировкам на пальцах явно больше пяти лет. От сумы и тюрьмы, как говорится, не зарекайся, даже вот я, ударь чуть сильнее того бугая в горло — мог бы сломать трахею, и следом загреметь на малолетку.
Свет тем временем погас, половина вагона. Судя по звукам сопения и храпа, уже спала. Я поворочался немного с боку на бок и тоже уснул. Причём спал без сновидений, и проснулся свежим и выспавшимся, когда поезд уже проезжал Арбеково, а народ вовсю суетился, готовясь к высадке. Не суетился только мой сосед снизу. Леонид сидел, подогнув под себя по-восточному ноги и прикрыв глаза, рядом с ним лежал полупустой рюкзак — весь его багаж.
Ещё четверть часа спустя мы причалили к перрону вокзала Пенза-I. Здесь мы с Лёней тоже не спешили, дали выйти пассажирам нашего вагона, включая выглядевших помятыми вчерашних соперников, и только после этого сами направились к выходу. На перроне немногословный Леонид снова протянул мне руку.
— Ну, бывай, Максим. Ещё раз тебе спасибо… Если вдруг понадобится какая помощь — в Заводском районе все знают Лёню Резаного.
Нет уж, думал я, глядя ему вслед, лучше как-нибудь обойдёмся своими силами, без помощи уголовных элементов. Хотя, опять же, зарекаться ни от чего нельзя, особенно когда наступят лихие 90-е. если, конечно, они наступят.
Когда вышел на Привокзальную площадь, мелькнула было мысль заглянуть в стоявшее по левую руку от меня училище, но решил лишний раз не светиться. Отпрашивался у Бузова, который во мне в последнее время души не чаял, до субботы, так что завтра и заявлюсь.
Мама от моих подарков была в восторге. Календарь заставила тут же повесить на стену, а французские духи взяла на работу, хвалиться перед подружками. Конечно, спросила, сколько я за них отдал, тихо вздохнула и продолжила радоваться дальше.
Вечером, после тренировки, я вручил календарь и Инге. Тоже обрадовалась, расцеловала сначала в обе щёки, потом, набравшись смелости, приникла губами к моим губам, и мы застыли в таком положении, наслаждаясь друг другом, чуть ли не на минуту. Потом прогулялись по скверику, сначала я рассказал, как съездил, решив всё же не упоминать про драку в поезде, а потом просто шли, слушая, как скрипит под ногами свежевыпавший снег, наслаждаясь подсвеченной фонарями тишиной, и друг другом.
А в субботу, не успел я после училища переступить порог квартиры, мама чуть ли не с визгом кинулась меня обнимать.
— Мам,
В её глазах уже стояли слёзы, но это были слёзы счастья.
— Сынок, за твою песню мне на сберкнижку перечислят две тысячи шестьсот рублей. Вернее, две тысячи, шестьсот десять. Вот письмо из Москвы, — она протянула мне надорванный, весь в печатях конверт, — из этого, как его… Министерства путей сообщения. Они хотят купить права на твой гимн, и готовы выплатить три тысячи рублей, а я уж сама посчитала, сколько это будет за вычетом 13 процентов подоходного налога.
Однако… Я вынул из конверта письмо на официальном бланке, развернул и пробежал глазами текст. Действительно, приглянулся им гимн, и впрямь такие деньжищи готовы выложить. Требовалось только официальное подтверждение от матери, заверенное у нотариуса, которое нужно было отправить заказным на указанный в письме адрес.
Вот так вот деньги с неба и падают, подумал я, пряча готовую расползтись по физиономии улыбку. Не совсем, конечно, с неба, кое-какие усилия я приложил, но, в общем-то, спасибо тем авторам из будущего, которые этот гимн и сочинили.
— Что ж, в понедельник идём к нотариусу, — сказал я, глядя на счастливую маму. — Надеюсь, ты никому из родни и знакомых не сообщила о возможном пополнении семейного бюджета.
— Ещё нет, а что? — напряглась матушка.
— Лучше, думаю, и не надо… Пока не надо. А то, мало ли, сглазим ещё.
На самом деле моё воображение же рисовало, как маму атакует толпа родственников и коллег по работе, мечтающих занять денег, вот только вернуть их потом забывающих. Мол, вы же всё равно богатые. Правда, всей родни у матери в Пензе было брат и его семья, бабушку в расчёт можно не брать, а дядька вроде и так неплохо зарабатывал. Но оставались ещё знакомые, и какое-то внутреннее чувство всё равно меня предостерегало от поспешной рекламы свалившегося на нас денежного богатства. Которое ещё, кстати, и не свалилось, а лишь грозило это сделать. Я и сам собирался помалкивать, никому о деньгах не распространяться. Ни к чему плодить завистников, уж я-то, писатель со стажем, мог многое рассказать о человеческих слабостях.
Воскресенье я почти полностью посвятил работе над вторым томом, рассказывающего о послевоенных похождениях Виктора Фомина на Западной Украине. В своей новой книге я не собирался сглаживать острые углы, буду писать жестокую, но правду о зверствах бандеровцев, то, о чём мне рассказывал Козырев. Увидит свет первая книга или нет, я не знаю, хотелось, конечно, верить в лучшее. Но если и не сейчас, то годы спустя роман всё равно опубликуют, я в этом был более чем уверен, как и в том, что моя работа над продолжением не окажется напрасной тратой сил и времени.
В понедельник мы заверили наше согласие на продажу прав у нотариуса и отправили заказное письмо в МПС, а уже в четверг на сберкнижку мамы упали 2610 рублей. Все эти дни она то и дело заводила разговор о том, на что эти деньги потратить, договорилась чуть ли не до того, что части этой суммы хватит на первый взнос за кооперативную квартиру. Я, памятуя о том, что всего через четыре года квартиру нам должны выделить от типографии, мягко отклонил это предложение, напомнив маме о том, что она стоит в очереди на улучшение жилищных условий. И что эта очередь, по её же словам. Медленно, но движется.