Второй шанс

Лав Нинель

Когда показались первые хибары свалочных бомжей, Колька-Прыщ остановился, посмотрел на картонно-тряпичное поселение и зло сплюнул себе под ноги сквозь гнилые зубы.

– Молодец, девка! – неожиданно для самого себя похвалил он Эрику. – Хорошо усвоила мои уроки – не упустила свой шанс вырваться из этого дерьма.

Колька-Прыщ высморкался, вытер о штаны липкие пальцы и пошел в другую сторону от свалки, в лес подальше от людей, знавших его как «делового и злого мужика», способного пырнуть ножом обидчика и вцепиться зубами в горло насильнику, что нередко случалось

в его беспризорном детстве. В лесу его одиночество становилось не таким страшным, как среди людей.

Он шел, спотыкаясь о жухлую траву и сучья, не замечая этого, и его мальчишеское сердце разрывалось от горя – никогда он не думал, что в свои четырнадцать лет так привяжется к другому человеку, что будет трудно дышать, сознавая его отсутствие. Жгучие слезы текли по его впалым щекам, оставляя на них чистые дорожки – горе поглотило его целиком.

Зайдя подальше в лес, Колька-Прыщ повалился на траву и зарыдал в полный голос. Худенькие мальчишеские плечи вздрагивали под толстой добротной курткой – его одиночество стало невыносимо тяжелой ношей для детской души, и надо было каким-то образом избавиться от нее.

– Каждый сам за себя! Каждый сам за себя! – снова и снова выкрикивал он сквозь рыдания хорошо усвоенный закон жизни, но облегчения это не приносило – он чувствовал, что его предали, бросили, почти убили…

Выплакав свое горе, мальчишка твердо пообещал себе больше никогда никому не верить и ни к кому не привязываться, и, вытирая слезы и сопли грязными ладонями, пошел обратно к станции, в глубине души надеясь, что Эрика одумается и вернется к нему на следующей же электричке.

12

Проснулась Эрика поздно.

Хозяйки в квартире не было, и она быстро обыскала комнаты и кухню – ничего интересного кроме денег в банке с гречкой и под бельем в гардеробе не нашла – нет, она не собиралась «обносить» хозяйскую квартиру, а просто хотела знать какие «сюрпризы» могут ожидать ее в том месте, где она ночует (так учил ее Колька-Прыщ).

Деньги Эрика не тронула, а лишь усмехнулась наивности умудренной на вид старушки: прятать деньги под белье, в книги и банки с крупой и считать при этом, что «капиталы» в безопасности – несусветная глупость.

Каждый уважающий себя вор обязательно проверит эти места, и уж тогда вы точно не досчитаетесь своих сбережений!

Деньги должны быть спрятаны так, чтобы и самому до них было трудно добраться: например, под массивным комодом, который смогут с трудом приподнять два человека или (чтобы его передвинуть) придется вынимать все ящики с бельем и шмотками, или в самом конце антресоли в кошельке, кошелек в сумке со старыми квитанциями, сумка в коробке с ненужными вещами, коробка под чемоданом и автомобильным колесом.

Приняв душ (позволить себе понежиться в горячей ванной временная гостья опять же не смогла – вдруг хозяйка против такого излишества, а с хозяйкой надобно дружить), Эрика вытерла мокрые ниже плеч волосы, пожамкала их руками, придавая волнистость, и застыла перед чуть запотевшим зеркалом, внимательно разглядывая свою

фигуру: тонкие длинные ноги, плоский живот, небольшую упругую грудь…

– Сколько же тебе лет, девонька? – равнодушно, будто речь шла вовсе не о ней, спросила она свое отражение и, не дождавшись ответа, завернулась в полотенце – что толку смотреть на свое молодое тело, когда оно молчит.

Показав своему отражению язык, Эрика отправилась на кухню.

На столе для нее был оставлен завтрак: на тарелке, прикрытые салфеткой, лежали тонкие кусочки белого хлеба с маслом и сыром, но Эрика к ним не притронулась. Не то, чтобы она к этой еде не привыкла – продавщица тетя Клава угощала ее и куда более изысканными яствами: красной рыбой, например, и бужениной собственного приготовления – а то, что готовил эту еду для нее совершенно чужой человек.

Человек, которому она не доверяла…

«Каждый сам за себя!»

Так гласил хорошо усвоенный ей жизненный закон.

Поэтому Эрика отодвинула в сторону тарелку с бутербродами, отрезала от батона толстенный кусок хлеба, достала из холодильника пакет молока, поболтала им, определяя количество жидкости внутри, и прямо из пакета стала запивать откушенные куски белого хлеба с оставшемся куском сыра.

Позавтракав, она вернулась в свою комнату, разложила на диване вещи из дорожной сумки и стала примерять их перед большим во весь рост зеркалом гардероба. Кое-что из вещей ей не нравилось, и они откладывались в сторону, но в основном Эрика осталась довольна своим новым «прикидом»: в джинсах она чувствовала себя особенно удобно и привычно.

Когда с вещами было покончено, со дна сумки была извлечена небольшая шкатулка с деньгами, бижутерией и перепиской Ангелины. Среди открыток и квитанций внимание Эрики привлек толстый запечатанный конверт. Она осторожно разорвала его, заглянула внутрь и обнаружила несколько компьютерных дисков. Повернула к себе конверт лицевой стороной и прочитала адрес: «Москва, ул. Петровка д. 38. В отдел по расследованию махинаций и мошенничеств… в крупных размерах».

Адрес ей ничего не сказал, но интуиция тут же посоветовала девушке держаться от всего этого подальше, особенно от адреса.

– Ладно, потом разберемся, – откладывая конверт в сторону, решила она.

Щелкнул замок входной двери, Эрика тут же насторожилась.

– Ангелина, ты уже встала? – прокричала вернувшаяся с рынка хозяйка и, проходя на кухню, неспешно стала выкладывать продукты из сумок на стол.

Настроение у хозяйки было преотличное – всю ночь, маясь без сна из-за ужасного предсказания поздней гостьи, она решила избавиться от такой «неприятной» квартирантки и с самого утра побежала к соседке этажом выше – одинокой старушке, все время жалующейся на безденежье. План Дарьи Ивановны был прост и в тоже время, как все простое, гениален: на месяц сдать однокомнатную квартиру соседки этой богатенькой девчонке (квартира стоит намного дороже комнаты), а они с Верой Родионовной пока поживут у нее – вместе им будет веселей, да и выгода налицо: оплату сдаваемой квартиры они поделят поровну.