Второй вариант
Шрифт:
Уже четвертый день жил Николай в Харькове. Была у него возможность подробно доложить руководству ВУЧКа о проделанной в Крыму работе, о положении дел в белом тылу, о своем переходе в Кирилловну и о многом другом. Сейчас, в дни наступления врангелевской армии, его информация была чрезвычайно важна, и Николаю пришлось беседовать с представителями самых разных служб и организаций. Журба уже знал: деятельность чекистов в Крыму признана успешной, и все-таки, услышав от Полякова, что его вызывает Дзержинский, почувствовал волнение.
Когда Журба вошел в знакомый ему кабинет, Дзержинский внимательно, с добрым
— О вашей одиссее я знаю…
Решив почему-то, что Дзержинский произнес эти слова с иронией, Николай виновато заметил:
— Мне помешал шторм. И потом — эта задержка в Кирилловне. Если бы не это, я бы успел гораздо раньше.
На лице Феликса Эдмундовича промелькнула едва заметная усмешка.
— Скажите, а как лично вы оцениваете свои действия?
— Не знаю, — смущенно признался Николай. — Боюсь, что не смогу быть достаточно объективным.
— Вот уж с этим позвольте не согласиться! — покачал головой Дзержинский. — Запомните: чекист всегда должен видеть себя и свои поступки как бы со стороны. Особенно если со всех сторон на тебя смотрят враги. В таких случаях самоанализ и полная объективность необходимы нам трижды! — Он подошел к Журбе, положил на плечо руку. — Будем надеяться, что вы научитесь и действия: вы сделали все, что мог сделать человек в вашем положении, и даже чуточку больше.
Журба, смутившись и покраснев, — теперь уже от радости, — встал. Набравшись храбрости, произнес:
— Если вы считаете, что я справился с работой, позвольте обратиться к вам с просьбой.
— Говорите.
— Я прошу направить меня в Крым для дальнейшей работы, — горячась сказал Журба. — Просил об этом товарища Полякова, но он считает, что мое возвращение туда связано с неоправданным риском. Я очень уважаю товарища Полякова и отношусь к ному как к учителю, но согласиться с ним в этом вопросе не могу. — Мгновение помедлив, Журба добавил: — Я сказал ему об этом. Предупредил.
— Это правильно, по-мужски, — серьезно сказал Феликс Эдмундович. — И что же он?
— Поляков. — неуверенно произнес Николай, — он посоветовал мне не говорить с вами на эту тему.
Дзержинский негромко и с удовольствием засмеялся.
— Видите, как опасно пренебрегать советами более опытных и старших товарищей? Я ведь точку зрения Полякова разделяю полностью! Выходит, вы и меня обвинили в чрезмерной осторожности?
— Извините, Феликс Эдмундович… — Журба окончательно растерялся. — Я не думал, что так получится…
Дзержинский подошел к столу, сел.
— К вопросу о дальнейшей вашей работе мы еще вернемся, — пообещал он. — Что же касается необходимой осторожности в права на риск… Когда люди живут в условиях, где лично для них риск практически исключен, важно не разучиться трезво взвешивать степень допустимого риска для других. Если бы я почувствовал, что потерял способность реально оценивать опасность, угрожающую в том или ином случае моим сотрудникам, то не счел бы для себя возможным возглавлять такую организацию, как ВЧК. Говорю об этом с одной целью: наверное, когда-нибудь и вам придется руководить людьми, и от продуманности нашего решения будут зависеть чьи-то жизни. Знайте же: тот, кому дано право посылать людей на риск, права на ошибку не имеет. Нет! Поэтому когда вы говорите о Крыме,
— Но разве те, кто остался там, не рискуют? — тихо спросил Журба, — Тот же Астахов?
— Василий Степанович… — Взгляд Дзержинского потеплел, лицо смягчилось. — Я ведь для того вас и пригласил, чтоб справиться о нем. Рассказывайте!
— Мне, собственно, и рассказывать не о чем… Между прочим, Василий Степанович, узнав, что я видел вас перед отправкой в Крым, замучил меня расспросами!
— И как: нашлось что рассказать?
— Нашлось! — улыбнулся Николай.
— Ну так и теперь придется! — весело кивнул Феликс Эдмундович. — Все-таки с ним вы общались дольше, чем со мной. Вот и рассказывайте.
Журба рассказывал об Астахове, а Дзержинский, подперев щеку ладонью, задумчиво щурил глаза — то ли пытаясь представить старого товарища в нынешней его жизни, то ли вспоминая дорогое для них обоих прошлое… Когда Николай замолчал, он не задавал вопросов, видимо, понимая, что ничего существенно важного Журба добавить не сможет. Он молчал, и по этому затянувшемуся молчанию нетрудно было догадаться, как хочется Феликсу Эдмундовичу хотя бы в мыслях своих продлить встречу с Астаховым… Потом повернулся к притихшему Журбе, печально улыбнулся:
— То ссылки, то тюрьмы: не успеешь, бывало, встретиться — опять разлука. Ничего, успокаивали мы себя, после революции будем видеться чаще! А получается наоборот… — Дзержинский вдруг нахмурился, лицо его обрело привычную твердость. Сурово добавил: — Что делать: до тех пор, пока борьба продолжается, мы не принадлежим себе!
Он встал, приблизился к карте, на которой флажками были обозначены линии польского и врангелевского фронтов.
— Подойдите, товарищ Журба. Думаю, обстановка вам понятна? Пытаясь во что бы то ни стало задушить Советскую власть, империалисты направили против нас войска помещичье-буржуазной Польши. К седьмому июня Красной Армии удалось нанести интервентам несколько ошеломляющих ударов и перейти от обороны к наступлению. Тогда международный империализм бросил на помощь Пилсудскому Врангеля. И до тех пор, пока мы вынуждены воевать на два фронта, положение будет оставаться тяжелым. Усугубляется оно еще и тем, что в тылах героически сражающейся Красной Армии действуют недобитые банды. Особую опасность представляет сейчас Махно. И вот возникает вопрос: как его обуздать?
Николай, решив, что вопрос обращен непосредственно к нему, решительно сказал:
— Этого гуляйполевского волка может образумить только пуля. Но я понимаю: сейчас все наши силы нужны фронту.
— Дело не только в этом, — покачал головой Дзержинский. — Среди махновцев немало отпетых негодяев, но достаточно и обычных крестьян — одних заманили в банду обманом, других вовлеки насильно. Вот им-то мы должны, я бы даже сказал — обязаны, помочь. Нужно привлечь этих людей на свою сторону… — Феликс Эдмундович помолчал, посмотрел на карту, на заштрихованные районы, где базировались отряды Махно. — В общем, сейчас создается специальная чекистская группа для работы среди махновцев. Там нужны люди действия, по-настоящему храбрые. Вы доказали, что обладаете этими качествами. И потому включены в состав группы. — Внимательно посмотрел на Николая: — Кажется, у вас есть вопросы?