Второй вариант
Шрифт:
— Разрешите ему остаться на комплексе Коротеева?
— Пусть остается, если нужно.
— Тогда до свидания, орел! — подошел к Савину начальственный гость. — Спасибо за доброе дело! Корреспондентов натравлю на тебя. Не боишься? — Тряхнув Савину руку, он первый пошел обратно, ступая уверенно и по-хозяйски.
Давлетов, проходя мимо Савина, осуждающе покачал головой и сказал вполголоса:
— Сегодня же назад!
Не дожидаясь, когда они дойдут до карьера и повернут к тягачам, Савин развернулся и почти бегом бросился к зимовью.
Дверь в него была приоткрыта. Он остановился, чтобы перевести дух, глотнул
Но вот не дождалась, ушла. Куда ушла? Вверх по реке? Вниз? К дяде? В какой стороне стоят ее избушки?
В зимовье было холодно, пусто и голо. На нарах вместо сохатиной шкуры и ватных одеял валялась промасленная солдатская телогрейка. Возле печки была просыпана зола. Пустовала книжная полка и исчезла желтая табуретка. На столе были разбросаны засохшие корки хлеба и пустые консервные банки, в которых торчали окурки. Видно, кто-то из коротеевцев хорошо похозяйничал здесь.
Савин сел на нары и прикрыл глаза.
«Когда зашло солнце, Женя, не надо бежать за ним вдогонку», — произнесла тогда Ольга.
Что она хотела этим сказать? А вдруг прощалась? Вдруг насовсем?
Плывут по воде лебедушки, вытягивают белые шеи, выглядывая милого. Белые лилии сплетают венчальные венки. Ровные круги расходятся по воде свадебными хороводами...
«Пьяный лес», — сказала она. И Савин почти ощутил на своем лице ее узкую ладонь.
Лес не шевелился. В разбитое окошко зимовья были видны молоденькие березки, которые никак не напоминали веселых школьниц. На стенах серел иней, и в бревенчатых пазах заметно проглядывали лохмотья сажи. Из окна тянуло сквозняком...
Савин торопливо вышел наружу и, не отдавая себе отчета, куда идет, зашагал по цельному снегу, подсознательно помня, что тут была когда-то тропинка. Шел, черпая снег валенками, пока не остановился у расщепленной горелой лиственницы. Кормушка для глухаря Кешки была на месте. Савин заглянул в нее и не поверил глазам. Чуть припорошенные снегом, алели ягоды брусники. Видно, уходя отсюда, Ольга наполнила кормушку впрок. Но не прилетал больше краснобровый глухарь. А может быть, жахнули из ружья по нему, привыкшему к людям, как хотел когда-то жахнуть Дрыхлин. Вот и нетронутыми остались ягоды.
Савин медленно побрел в сторону галечной косы, откуда доносился скрежет и гул железа. Шел медленно, а в груди уже нарастало нетерпение: что-то надо было предпринимать, что-то срочно делать. Он еще не смирился с мыслью, что нет и не будет больше Ивана Сверябы. Да и можно ли смириться? Разве что свыкнуться. Не смирился, не свыкся, а вот уже и вторая боль рядышком. Ольга — боль, но не утрата, потому что она есть где-то, ждет где-то. Если человек живой и если искать его, то все равно встреча будет. Потому и хотелось Савину что-то предпринять, куда-то поспешить. Что и куда? Этого он пока не знал.
— Зачем ты убил Сверябу, автор? — спросил меня мой старый бамовский товарищ — подполковник Юрий Половников.
— А помнишь?.. — возразил я.
— Так ведь то случайность.
— Случай из жизни не выкинешь, даже нелепый.
Его жена, Таня, проработавшая на БАМе
— Но ты же сам говорил, что все придумал. Ну и придумай по-другому!
Я пообещал. И не смог. Потому что видел обелиск у насыпи, хоть и с другой фамилией. Слышал песню «Километры», которую пели строители, хотя ее автора давно уже не было с ними. Держал в руках Диплом общетрассового фестиваля патриотической песни, которым штаб ЦК ВЛКСМ на БАМе наградил автора и исполнителей песни. А позже она как-то прозвучала по радио, то ли в самодеятельном, то ли в профессиональном исполнении — не понял. Но тихо порадовался, что жива песня, и дай судьба ей долгую жизнь!
А время, как вода в реке. Убегает без надежды вернуться. Отсчитывает секунды и километры. Посыпает пеплом горячие угли. Меняет человеческие характеры и поворачивает судьбы людей.
Глава V. «ИДИ ПО МОЕМУ СЛЕДУ, БОЙЕ!»
1
Проснулась по весне Эльга, ахнула от изумления и обиды, обнаружив взрытые берега и веселых, суматошливых людей. Забуйствовала, выплеснув хмельную силу на галечную косу, опрокинула и притопила на несколько дней коротеевский экскаватор. Но успокоилась, вошла в израненные берега и тихо терпела, омывая струями холодные рассветы.
Вышел на берег Туюна путеукладчик и прошагал, груженный рельсовыми звеньями, на запад почти два десятка километров.
А в распадке, который еще помнил последнюю Ольгину лыжню, росла с двух концов железнодорожная насыпь и должна была сомкнуться у кромки горелого леса.
Бородатые парни, в энцефалитках, из нового мостоотряда дробили на той стороне скалы, состригли с ежей иголки-лиственницы и поставили уже береговые опоры для будущего моста через Эльгу.
В мае Савину вручили золотом оттиснутый диплом за сокращение трассы. Его вызвали для этого в районный центр. Диплом вручал Грибов. После поздравлений капитан Пантелеев завел его в комсомольский отдел «дружески побеседовать».
— У меня такое ощущение, Евгений Дмитриевич, — сказал Пантелеев, — что вы еще не почувствовали вкус комсомольской работы. Вы до сих пор больше производственник.
Савин давно окрестил Пантелеева «мыслителем» за высокий лоб и манеру говорить взвешенно, с раздумчивостью. Слушал его и сквозь доброжелательность тона угадывал (а может, только казалось?) неприязнь. Все, что говорил «мыслитель», было правильно и как будто убедительно.
— У вас самые плохие показатели, Евгений Дмитриевич. В комсомол приняли меньше, чем в других организациях. Количество мероприятий по сравнению с прошлым годом сократилось почти вполовину.
— Но ведь в комсомол надо принимать достойных?
— Правильно. Но не забывайте, что комсомол — организация воспитывающая. Подходить по-экстремистски: есть у молодого человека недостатки, — значит, не годится для нас — нельзя. Пополнение наших рядов вообще может прекратиться...
— А как же насчет душевного стремления быть в первых рядах?
— Его тоже необходимо формировать... А вы, вместо того чтобы подготовить, к примеру, тематический вечер, который, несомненно, мог бы оказать воздействие на несоюзную молодежь, двое суток не вылезаете из котлована. Так и не мог я вас найти в свой прошлый приезд.