Второй верхний предел
Шрифт:
— Быстрей!
И кричать на самом деле бесполезно. Быстрее не будет. Магию применять нельзя, и без того эта проклятущая гора слишком нестабильна. Трещит и грозится в ближайшем будущем провалиться к лысым демонам. И тогда на этом месте появится еще один разлом, близнец того, который расколол едва выросший в найденной и казавшейся уютной долине город на две половины. На верхнюю, цепляющуюся к горам, вросшую в них корнями и нижнюю, бестолковую и изменчивую как заглядывавшее в просвет между двумя черными скалами море.
—
А потом вдруг стало поздно. Не для всех. Кого-то там откопали и откачали. А ему было все равно. Потому что кусочек его мира умер. Окончательно и бесповоротно.
Навсегда.
Ленок дернулся, пытаясь отмахнуться от липкого наваждения, постоянно насылавшего один и тот же сон о том, что он не успел. Спешил, но не успел. Потому, что надо было спешить еще больше. Точнее, следовало спешить с самого начала, когда почувствовал, что брату больно, а не тратить драгоценное время на поиски не пригодившегося оружия и самых сильных бойцов сектора. Те, что послабее с лопатами тоже неплохо справлялись.
С тех самых пор подобной глупости он больше не повторял. Лучше брать то, что есть, чем терять время, разыскивая что-то большее.
Это не помогло.
Это просто стало уроком.
А еще он больше не позволял почувствовать родственникам свой страх и боль. Потому что чувствовать чужую боль гораздо хуже, чем собственную. А страх — это вообще что-то запредельное, вызывающее кошмары и заставляющее чувствовать себя маленьким, слабым и ни на что не способным. С собственным страхом можно бороться, с чужим не получается. Даже если владелец свой страх заставил съежиться и уползти как можно дальше. Точнее, особенно если заставил.
Открывать глаза не хотелось. Ничего нового он не увидит. Кем-то трудолюбивым выдолбленная штольня, со свода которой свисают корни и время от времени срываются тяжелые капли воды, падающие в большую лужу у стены. Какая-то светящаяся слизь, неряшливо размазанная по ничем не выдающемуся участку стены. Практически истлевшая мебель. И как дополнение пейзажа недовольная личность, закутанная с ног до головы в темную тряпку.
Личность была недовольна Леноком.
Он, видите ли, посмел не дать себя убить.
С такой радостью полез в ловушку, а убить себя не позволил. Было от чего расстроиться и начать излучать недовольство.
Правда, Ленок отлично понимал, что даже если эта личность лопнет, ему оно ничем не поможет.
Впрочем, так ему дураку и надо. Знал же, что в принципе не может быть самым умным. Причем, давненько знал, еще в школе это понял. Именно поэтому был всегда осторожен и никогда полностью не полагался на свои суждения.
Его суждения могут быть ошибочны. В восьми из десяти случаев. Поэтому нужно быть готовым ко всему.
А тут вдруг взял и уверовал в себя. Бросился спасать честь и достоинство. Испугался. Не за себя.
А разве ученик имеет право сомневаться
Ленок засомневался. На короткое мгновение, но этого хватило. И пошел искать подтверждение. Он был уверен, что его найдет.
Найдет и спрячет так далеко, чтобы больше никто и никогда не наткнулся.
— Думаешь? — проскрипела фигура, закутанная в черную тряпку.
Командир фиолетовых несколько раз моргнул, пытаясь привести плывущее зрение в норму, и не без интереса уставился на успевшего надоесть собеседника.
— Плохо выглядишь, — произнес наконец и постарался изобразить жалеющую улыбку. — Даже на человека мало похож.
— Люди слабы, — уверенно выдала фигура и неспешно заковыляла к выходу. — И я тебя переживу, — пробормотала обернувшись. — Даже лучше. Я пришлю Хатахану твою голову. Чтобы знал.
Да, сомневаться в учителях нельзя, ничего хорошего из этого не выйдет. А голову это существо все равно не получит. В худшем случае горку пепла.
Самоубийство и жертвоприношение не одно и то же, правда, ведь? В первом случае чья-то отлетающая жизнь посвящается тому, кому поклоняется убивающий. Во втором — жизнь просто выбрасывается, как старая и успевшая надоесть вещь.
Глупо оно все. С самого начала было глупо.
Факты совпали и выстроились ровным рядом, словно воины императора на параде. Только вот прошествовать мимо командира фиолетового сектора не пожелали. Они стояли, вопили и всячески привлекали к себе внимание. Пока он не решил действовать никому не рассказав о своих догадках.
Это и была первая глупость. Ведь если бы он был полностью и абсолютно прав, Хатахан не мог не догадаться, куда делся его ученик. А если не прав… Что если не прав? Получается, нашел это существо, позволил себя заманить в ловушку и никому не сказал куда идет. Что если еще кого-то заманят. Подбросят такую же приманку и заставят прийти. А этот кто-то не успеет поставить защиту. Или у него нет амулета с навешанным на него готовым плетением? Или…
Впрочем, не важно. Тогда ведь жертвоприношение будет завершено, остальное все ерунда.
Командиру фиолетового сектора, наверное, должно бы быть стыдно за то, что позволил себя поймать. Но он был просто зол. На себя.
Все так хорошо сошлось. Хатахан ведь добр, по настоящему добр и у него есть склонность прощать своих врагов. И если бы к нему пришел давний соперник, с которым когда-то сражался за белый плащ, которого победил, заставил уйти из сектора. Если бы этот соперник выглядел не намного лучше трупа и попросил помощи. Точнее, невмешательства и приюта, попросить помощи он бы не осмелился. То, разве бы Хатахан отказал? Дал бы кров и пищу. Обеспечил бы документами. Впустил бы в библиотеку. Помог познакомиться с нужными людьми. Хатахан слишком добр.