Второй закон
Шрифт:
Ну а потом…
Случилось.
Скорей всего, Лера слыхала подобное от отца. Однако она добросовестно слушала, время от времени задавая вопросы, и брат все больше увлекался, почти позабыв о своих разочарованиях. Закончив рассказ, он резюмировал:
— В общем, скажу так. Эхо войны так просто не проходит, его не запретишь и не конфискуешь. Весь город был набит оружием, вот кое-что и осталось. Нашелся кто-то предприимчивый, скупил это кое-что, нанял десяток отморозков — и пожалуйста, личная гвардия готова. Только они не знали, с кем связываются, —
— Им еще повезло, что тебя не было с нами! — Искренне сказала девушка, но Ник смутился.
— Эхх…
Лера взяла его под руку и вдруг спросила:
— Как по-твоему, почему оно случилось?
Я вздрогнул — поскольку это был мой вопрос.
Никто не знает, да и не может знать, почему случилось: откуда взялся барьер, куда девался второй закон термодинамики. Но у каждого имеется версия, и версия эта — из разряда бездоказательной веры, сродни религии или философскому убеждению. Дружинник Комаровский, например, верит, что случилось для того, чтобы в городе был порядок, и чтобы мы начали ценить человеческую жизнь. А старший раздатчик Сергей Львович считает, что это бог пошутил таким образом, а стало быть, от бога произошли лишь те люди, кто с чувством юмора (остальные — от обезьяны). Когда я хочу узнать человека получше, я спрашиваю его: почему случилось?
— Так почему, Никитка, как ты думаешь?
— Понимаешь, дело в том, что мы победили внешнего врага. Пришло время сразиться кое с кем покруче — с врагом внутренним. Когда случилось, вся гадость выползла наружу: зависть, страхи, депрессии, отчаянье… Мы должны победить все это и научиться жить, как люди. Когда станем людьми, барьер исчезнет.
У меня отвисла челюсть. Вот уж не ожидал от младшего! Раньше он считал, что виной всему — сбой сингулярного щита.
— Витя, а ты что скажешь?
— Если и есть какой-то смысл в этих девяти годах, то он таков: все на свете ни черта не стоит. Если что-то дорого тебе, то его скоро не станет. Боль утраты — это наказание за то, что ты что-то ценил.
Девушка нахмурилась, разочарованная моими словами. Я спросил ее:
— А ты как считаешь, любопытная наша?
— Знаешь, почему это место такое странное? — Ответила она вопросом и подмигнула.
— Наверное, потому, что остальные места очень уже нестранные.
Ник не понял, а мы улыбнулись друг другу.
Мы были недалеко от дома, когда Ник насторожился, глядя в сторону и вниз. Указал на
силикатный остов двухэтажного особняка и тихо сказал:
— По-моему, там человек.
В развалине явно не было энергии, значит, температура там равняется наружной, а значит, жить там нельзя. Тот, кто там прячется, мог следить за нами, а мог и нуждаться в помощи. Мы двинулись к особняку, на всякий случай приготовив оружие.
Брат повел нас через лабиринт оплавленных стен, осторожно переступая груды обломков. Его движения стали мягкими, каждый шаг — пружинистым, готовым к мгновенной реакции.
— Там… — шепнул Ник. Из-за опрокинутого шкафа
Спускаясь во влажную духоту подвала, я думал: "Ну, конечно, целых сорок минут прошло без приключений…"
В подвале было пугающе пусто: голый, зияющий пол, кислый запах сырости, два тусклых желтых светильника по углам. А у стены сидел человек. При виде его, несмотря на жару, меня пробил озноб. Человек был в майке и семейных трусах до колен. Майка, не то серая, не то лиловая, плотно облегала выпирающие ребра и мешковато провисала на животе. Скелет, накрытый грязной простыней, вероятно, выглядел бы так же. Волосы, борода и усы отросли до такой длины, что от лица остался лишь острый нос, тени в ямах глазниц и торчащие скулы, обтянутые кожей.
Лера невольно прижалась ко мне. Я констатировал:
— Труп.
— Нет, не труп! — Шепотом ответил Ник. — Я знаю, кто это. Ребята рассказывали.
— Кто?
— Это Аристарх.
При звуке имени человек поднял веки — глаза зажглись желтоватым отблеском — и проговорил:
— Аристарх я. След разума в темнице мира.
Мы пораженно молчали, Аристарх продолжил:
— Жажда знаний ведет человека. Свет увидев, идешь на свет. Не видя, стоишь на месте. Но свет повсюду, и даже стоя ты движешься, а двигаясь — стоишь.
— Он сумасшедший, — пояснил Ник. — Он говорит всегда, если видит, что его слушают. Ребята заходили к нему.
— Щепка, несясь в бурном потоке, считает, что стоит на месте, а камень, торчащий из реки, думает, что мчится навстречу воде. — Голос Аристарха становился крепче, звучнее, вступал в жутковатый контраст с изможденным телом. — Так подлинное мужество камня состоит в том, чтоб удержаться от движения, а безволие щепки — в том, чтобы нестись во весь опор.
— Зачем он пришел сюда? — Прошептала Лера. — Что он здесь делает?
— Он здесь живет. Ему все равно, где жить.
— Жизнь несется подобно потоку, и тот слеп, кто мчится вместе с нею, и тот мудр, кто устоит на месте. Нити смысла, что связывают атом с мотыльком, а мотылька — с ураганом…
— То есть как — все равно? — Я уставился на брата. — Здесь градусов восемнадцать! Через два часа его хватит удар, а через двое суток даже кости обуглятся!
— Он не выходил отсюда уже недели, разве не видите?
Ник указал стволом, и я оторопел. Пол подвала был покрыт пылью, на нем еле-еле виднелась цепочка следов босых ног, ведущая от люка. Следы были оставлены много дней назад — они успели посереть и смазаться от пыли.
— …и мудр тот, кто различает нити. Ведь потянув все сразу, только спутаешь их, но взяв одну, верную — дотянешься до смысла. Так щелчок пальцев творит миры, а взрыв сверхновой неспособен загасить свечу.
— Аристарх мутировал, — тихо сказал Ник. — Его тело приняло правила этого мира. Он питается разностью температур, превращая ее в энергию. Ему не нужна пища и не страшны восемнадцать градусов.
— Он никогда не выходит отсюда?
— Может, иногда и выходит. Но это для него необязательно.