Вторжение Бурелома

Никитайская Наталия

– А по какому признаку ты судишь?..

– Да по твоим ужимкам...

Сказал гадость и укатил. "Мой нежный друг..." - пропела я и, улыбаясь, пошла на прогон новогоднего шоу.

В зале царствовал Нагоняй Нагоняич. Режиссер-постановщик, балетмейстер и жуткий грубиян в. одном лице. Мастером он был, конечно же, неплохим, но обидеть человека для него было раз плюнуть. Сегодня стонали мои балетные подруги, особенно доставалось Верочке, любительнице конфет. Она стояла перед Нагоняем в фривольном костюмчике и выслушивала замечания такого свойства, что на ее месте я бы давно уже разревелась.

– Ягодицы провисли,

как кульки с водой, ходят раскисшим студнем. По бокам - сало. Титьки отрастила - до пупка!
– вопил Нагоняй.
– Жрешь много!..

– Да что мне, блин, голодом, что ли, сидеть?!
– Верка огрызалась, но не плакала.

– Вся страна сидит голодная, а тебе все шоколадные слюни пускать!

– Я не виновата, блин, что у меня поклонники богатые Ты, небось, на шоколад не расщедрился бы даже для дочери...

Меня всегда поражала способность Верки и ей подобных переходить на личности. На этот раз она поразила даже Нагоняя. От Верки он отцепился. Нас с Мишкой не стал слушать вообще, даже не попросил просмотреть тексты. Но и на нас наворчал:

– Вы у нас личности привилегированные, делаете, что хотите и как хотите!..

Между работой и репетицией, таким образом, осталось время. Мы пообедали, поболтали, послушали Веркины сетования:

– Придирается. Не получил, чего хотел, блин, вот и придирается! Еще вчера был от моей попки в восторге. Хрена он получит! А я уйду - меня в мюзик-холл звали. Так что уже недолго, блин, этого со спермой в глазах, терпеть!..

– Верка у нас - типаж!
– сказал Мишка.

– А я, Миша, я - тоже типаж?

– Конечно, только совсем в другом роде.

– В каком же?

– Ты, Маша, типичный нравственный человек в безнравственном мире.

– Но это же, должно быть, плохо ?

– Для тебя - безусловно.

– Кстати, Миша, - вспомнила я, - ты встречал когда-нибудь такое понятие: нравственное пространство?

– Про ноосферу слышал, - со свойственной ему обстоятельностью принялся рассуждать Мишка, - а нравственное пространство... нет, пожалуй, как научный термин, не встречал... Но допускаю, что такое может существовать. И мое незнание просто покоится на моем невежестве.

– Миша, а вот скажи, - не смогла я удержаться от вопроса, - вот ответь, если бы тебе предложили уйму денег и сказали: делай театр, какой хочешь, но только перспективный, высокохудожественный...

– Похудожественнее Художественного?
– перебил Мишка.

– Не перебивай. Ну, в общем, делай, мол, театр - очаг и оплот настоящей культуры, что бы ты, Мишка, сделал?..

– Схватил бы деньги и побежал искать Володю Пластец-кого, уговаривать его стать у меня режиссером... Пригласил бы его нынешних актеров, а тебя бы взял в примы... Ну и себя бы не забыл: коммерческий директор, бессменный аккомпаниатор, музыкальное оформление и все такое прочее...

– Ну, ты и Володя - это понятно. А я - почему?

– Да, Маша, побойся Бога! Почему!.. Ты же - актриса, милостью божьей! Ты же труженица, каких поискать! Ты же заводная. Фонтан идей и море обаяния! Ты...

– Все, Миша, все! Остановись!.. Благодарю за высокую оценку!.. Я все поняла. А вот, скажи, схватил бы ты деньги, даже если бы знал или пусть не знал, но догадывался бы, что добыты они самыми подлыми средствами?..

– Интересно, я же не спрашиваю, на какие деньги существует наше варьете. И я, и ты, мы просто расписываемся в ведомости

и получаем заработанное. А если копнуть, наверное, пришлось бы зажимать нос!.. Так что, какая разница, на чьи деньги - лишь бы поднимать настоящее дело. И потом догадываться, это все-таки не знать...

Вообще-то Мишка проливал бальзам мне на сердце, и тем не менее - для объективности - я возразила:

– Настоящее дело, замешанное на грязи?.. И не заметишь, как сам ЗАМАРАЛСЯ по уши.

– Фу, Машка! Стоп! Мы, как на митинге, а ты знаешь - я митингов не выношу. И потом хотелось бы знать - откуда и по какому поводу твой пафос?..

Я бы тоже хотела это знать: почему вместо того, чтобы пытаться рассказать кому-нибудь о предложении Бурелома, просто не ухватиться за выпавший на мою долю счастливый случай - и все!.. Это как доставшаяся в качестве приза автомашина в "Поле чудес" - ты и буквы ни одной правильной не назвал, и вообще еще не начал играть, а тебе уже выпал приз и вот они желанные ключики!.. А мне предлагают ключи от счастливой актерской судьбы и я еще раздумываю!.. Сказано же народом: дают - бери...

Камень ныл. "Зараза, - любовно обратилась я к нему, - ну что ты ноешь?.. Слово что ли найдено?.. А-а.. Найдено слово. Слово найдено: я вещь!"

– Слово найдено. Я - вещь...
– сказала я уже вслух, делая ударение на "слово".

– Островский. Бесприданница, - заметил Мишка.
– Репетируешь?

– Не я репетирую, подружка моя институтская.

– Завидно?

– Тоскливо, Миша. Очень тоскливо. И еще личная жизнь разбилась, не начавшись... Тяжелые времена...

– Вам бы с матерью моей собраться и спеть дуэтом. Я бы вам, так и быть, подыграл. В гримерную заглянул Вражич:

– Люди!
– воззвал он.
– У буфетчика имеются для своих новогодние наборы по оптовым ценам: бутыль шампанского, бутыль Рояля, банка красной икры - все вместе тысяча триста.

Поднялась радостная суматоха. Я отдала деньги Мишке, чтобы купил на меня, и когда он удалился, подумала: а ведь если следовать моим принципам, то мне не надо бы покупать набор - это же явная подачка. Одно шампанское стоит в ларьках от семисот и выше... "Нравственная"... Как "нравственность" совместить с желанием "хорошей человеческой жизни" в наше "противочеловеческое время"?.. Вопрос? Еще какой вопрос!..

Чем еще хороша моя работа? Тем, что некогда раздумывать и размышлять. Из состояния тяжелой задумчивости меня вывели крики и шум в зале. Смолк, оборвав ноту, трубач, завизжали девицы... Я побежала на сцену.

Картина, открывшаяся мне, потрясла. Верка лежала на полу, отбиваясь и корчась. Лоскуток парчи, изображавший трусики, валялся рядом, и какой-то громила придавливал ее и одновременно колдовал над своей ширинкой. Верка вопила, а он рычал:

– Молчи, сука, тебе будет хорошо...

А зал... Зал заходился в хохоте. Посетители, в основном, такие же скоты, как насильник, подзуживали и подначивали. Иностранцы вовсю щелкали камерами. От входа в зал несся Геннадий Сергеевич, наш вышибала. Я, не раздумывая, схватила канделябр с консоли, не заметив, что это бутафория, ударила насильника по голове. Тот удара не почувствовал, и тут же подскочил Генаха. Он сработал профессионально и жестко. Насильник не только был оторван от Верки, но вопил от боли так, что становилось его жалко. Я подалась к Генахе: