Вторжение драконов. Последняя битва
Шрифт:
— Мне придется попросить вас еще кое о чем, госпожа моя, и подвергнуть вас величайшей опасности. Этот поступок никогда не принесет вам славы, потому что никогда не станет известно, что именно мы отважились на столь смелый шаг, пойдя одновременно и против моих братьев, и против девантаров. Пойдите туда, в то место, что видели в воспоминаниях бессмертного Аарона. И если вы найдете там то, что мы думаем, то принесите это мне. Вы возьмете в свои руки судьбу трех миров, госпожа моя. Нет никого, кого я послал бы на эту безнадежную миссию с большей уверенностью, нежели вас, моя несгибаемая Ливианна. Вы единственная, у кого может это получиться.
Вопреки
Жаркий день
От жары плавился горизонт, превращаясь в потоки жидкого стекла. По крайней мере, так казалось издалека. Воздух плясал под безжалостным солнцем. Боевая колесница Ливианны оставляла за собой шлейф из пыли, видимый, пожалуй, издалека на этой усеянной невысокими холмами равнине. Она отклонилась в сторону от намеченного пути, решив, что, прежде чем подвергнуть себя смертоносной опасности со стороны тайн, подсмотренных в воспоминаниях Аарона, нужно посмотреть на место, делающее уязвимым правителя Арама.
Она не спрашивала позволения на это у Золотого. Теперь, когда на нее уже не действовали его чары, встреча с ним представлялась эльфийке в совершенно ином свете. Действительно ли доверие к ней сподвигло его на то, чтобы послать ее сюда, потому что она способна была совершить невозможное? Или он просто послал ее на смерть? Не впервой ему использовать своих драконников как стрелы: выстрелил и забыл. Если они попадут в цель, убьют ее, их задача будет выполнена. Так произошло и с Талинвин, ученицей Гонвалона, погибшей во время выполнения первой же миссии, когда она сбросила бессмертного Аарона с поднебесного корабля и позаботилась о том, чтобы втайне правителем одной из семи великих империй стал обычный крестьянин. Ливианна видела эльфийку в воспоминаниях Аарона. И прочла в ее глазах... Талинвин знала, что погибнет. Но, по крайней мере, отправляясь в свои последний бой, она была в собственных доспехах.
Ливианна же ненавидела доспех, который приходилось носить еще больше, чем облик мужчины, который она приняла. Неуклюжая бочка, простой безыскусный нагрудник, совмещенный со спинным панцирем, натиравшим лопатки. К нему были прикреплены три широкие металлические пластинки, похожие на поперечные бочарные клепки, смыкавшиеся на талии и прикрывавшие пах и верхнюю часть бедер. На шее лежал хауберк, достававший до кончика носа. А на голове красовался шлем из кабаньих клыков с длинным плюмажем, развевавшимся на ветру. Кабаньи зубы! Эти варвары ценили их особенно высоко. Нужно, наверное, быть человеком, чтобы тебе могла нравиться подобная глупость. Они разделяли зубы пополам, проделывали в них дырки и пришивали к шлему. Изнутри шлем подбивали войлоком. На такой жаре он насквозь пропитывался потом и натирал лоб. Равно как и его кожаные ремешки, до крови впивавшиеся в заросшие щетиной щеки.
Но хуже всего из того, что случилось с ней при превращении, была чешущаяся борода. Как мужчины могут выносить эту растительность на лице? Невообразимо!
Эльфийка вытерла пот с лица. В таком доспехе она просто варилась на этой жаре. Бронза, руки и волосы были покрыты слоем пыли. Пыль была ее штандартом, тянувшимся за боевой колесницей. Пятый день ехала она по этой скудной
Наконец в полосах расплавленного неба, растекавшегося по раскаленной земле, показались верхушки финиковых пальм. В пляшущем воздухе оценить расстояние было очень тяжело. Одна миля или еще две? Ливианна с тоской подумала о тенистом павильоне у колодца, который обязательно должен там быть. Одного-единственного слова силы было бы довольно, чтобы сплести вокруг себя приятный кокон из прохладного воздуха. Этот мир тоже пронизывала магическая паутина, но, если эльфийка затронет ее, это выдаст ее с головой. Не пройдет и часа, как девантары найдут ее. Они были подобны паукам в этой паутине, и, если в ней завибрирует хотя бы одна нить, они будут тут как тут. Поэтому женщина потела и терпела этот проклятый доспех, наносивший ей такие раны.
Все, что на нее было надето, действительно было сделано руками людей. Военная добыча с Нангога. А за колесницу она заплатила отрубленным куском серебра, как расплачивались эти варвары. При расчете значение имел только вес металла. Серебро отливали длинными и тонкими слитками, от которых отрубали куски, вес которых соответствовал запрошенной цене. Ливианна знала, что заплатила за колесницу слишком высокую цену. Но по людским меркам она была неплоха. Крепкие оси и колеса, пол из переплетенных полосок кожи пружинил на каждой выбоине, по которой она проезжала. И оба жеребца рыжей масти, тянувшие ее по равнине, были сильными и выносливыми, что позволяло ей довольно быстро продвигаться вперед. В гривах у них трепетали потрепанные лебединые перья. Так в этом мире путешествовали военачальники.
Ливианна коснулась рукой меча, висевшего на боковой стенке повозки справа от нее, рядом с набитым короткими метательными копьями колчаном.
— Полководец! — послышался звонкий голосок. С обрамлявшей дорогу стены, сложенной из камней, спрыгнул маленький мальчик. — Пожалуйста, господин, спасите меня! — Он изо всех сил старался нагнать повозку, но было очевидно, что вскоре он отстанет. На таких коротких ножках ему не выдержать темпа даже ее уставших лошадей.
Ливианна натянула поводья, протянула мальчику руку и втащила его на колесницу.
— Держись крепче, — строго произнесла она, чувствуя, как ее окатывает презрение к низкому хриплому голосу, которым она говорила теперь. — Кто гонится за тобой?
— Демоны! — с трудом переводя дух, ответил мальчик.
— Демоны? — Ливианна испуганно оглянулась через плечо. Неужели здесь есть еще дети альвов?
Из-за стены выскочила стайка мальчишек и девчонок, все они были вооружены палками и кусками глины. Громко крича, они побежали за повозкой.
– Судя по всему, у тебя много врагов.
— Это все потому, что мой отец герой и был другом бессмертного Аарона.
Ливианна пристально поглядела на мальчишку. Исцеляя Аарона, она невольно обнаружила воспоминания более дюжины правителей. Тысячи историй обрушились на нее, словно проливной дождь, хлещущий прямо в лицо. Был там какой-то важный ребенок, но лица его она вспомнить уже не могла.
— Как тебя зовут, мальчик?
— Дарон, сын Нарека из Бельбека.