Вторжение в Империю
Шрифт:
Приучали.
– И каково тебе было в те годы, Нара?
Какой смысл скрывать любопытство от эмпата?
– Я была городом, Лаурент. Была как минимум его животным сознанием. Яростной личностью, сотканной из желаний и потребностей, отчаяния и гнева. Сердцем человечества – и политики. Но меня, меня почти не было. Я была безумна.
Зай зажмурился. Он никогда так не думал о городе – не представлял себе, что у города может быть собственный разум. Это так похоже на риксские выверты…
– Вот-вот, – проговорила Нара – видимо, прочла его мысли. – Вот почему я секуляристка, вот почему мне так противно все риксское.
– Ты о чем?
– Города – это хищные звери, Лаурент.
– Но что-то вроде гигантского разума вправду есть, Нара? Даже на имперской планете, где всеми силами борются с этим? Даже без компьютерных сетей?
Она кивнула.
– Я слышала это каждый день. Это засело у меня в мозгу. Вне зависимости от того, делают компьютеры это очевидным или нет, люди всегда являются частями чего-то большего, чего-то явно живого. В этом риксы правы.
– Вот так нас защищает Император, – прошептал Зай.
– Да. Наше альтернативное божество, – с грустью проговорила Оксам. – Необходимая… препона.
– Но почему нет, Нара? Ты же сама сказала: нам нужны люди – личности. Люди, которые вдохновляют других на верность, придают бесформенной массе человеческие очертания. Так зачем же столь яростно бороться с Императором?
– Потому, что его никто не избирал, – ответила она. – И потому, что он мертв.
Зай покачал головой. Изменнические речи были так болезненны.
– Но достославные мертвые избрали его на Кворуме шестнадцать столетий назад. Если бы они того пожелали, то могли бы собрать новый Кворум и сместить Императора.
– Мертвые мертвы, Лаурент. Они уже не живут с нами. Ты сам наверняка видел, какой у них потусторонний взгляд. Они не больше похожи на нас, чем риксские разумы. Ты это знаешь. Живой город – это, пожалуй, зверь, но в нем, по крайней мере, есть что-то человеческое, как и в нас.
Она наклонилась к нему, в ее глазах играли отблески пламени.
– Главное – человечество, Лаурент. Это единственное, что имеет значение. От нас все Добро и Зло в этой вселенной. Не от богов, не от мертвецов. Не от машин. От нас.
– Достославные мертвые – наши предки, Нара, – яростно прошептал Зай, словно пытался утихомирить ребенка, расшумевшегося в церкви.
– Они – результат медицинской процедуры. Процедуры, возымевшей невероятно отрицательные социальные и экономические последствия. И больше – ничего.
– Это безумие, – выговорил он. И закрыл рот – слишком поздно.
Она смотрела на него, и в ее взгляде были триумф и печаль.
Они еще посидели у камина. Если что-то и возникло между ними, теперь это было разбито. Лаурент Зай хотел что-нибудь сказать, но боялся, что извинений будет мало.
Он сидел, молчал и судорожно пытался сообразить, что же ему делать.
3
ДЕКОМПРЕССИЯ
Быстро принятые решения похвальны, если только не чреваты необратимыми последствиями.
Созвездие глаз сверкнуло, отразив солнечный свет, проникший сквозь двери из искусственно выращенных алмазов. Двери бесшумно и плавно закрылись за сенатором Нарой Оксам. Блеск этих глаз заставил Оксам насторожиться, как если бы ее окружили ночные хищники. На родной планете Оксам, Вастхолде, водились звери-людоеды – медведи, паракойоты и хищные ночные собаки. На глубинном, инстинктивном уровне Нара Оксам понимала, что эти глаза – предупреждение. Существа с сияющими глазами – их было пятнадцать-двадцать – расположились на невидимом ложе, созданном
Они были царственными консортами – эти личные фамилиары его воскрешенного величества. Они назывались felis domesticos immortalis.
Одним словом – кошки.
А еще точнее – бессмертные кошки.
Сенатор Нара Оксам ненавидела кошек.
Миновав невидимое ложе, она остановилась, боясь потревожить потоки воздуха, благодаря которым «перина» с кошками медленно и торжественно проплывала по коридорам. Зверьки, как по команде, повернули головы и воззрились на Нару своими вертикальными зрачками. В их глазах была такая злоба, что Наре пришлось взять себя в руки, чтобы суметь выдержать этот немигающий взгляд. Вот тебе и пресловутая храбрость еретички с противоимперскими убеждениями… Она представляла целую планету, а здесь, в Алмазном Дворце, могущественная женщина-сенатор испугалась домашних зверушек.
Ее утренняя тревога вернулась в то самое мгновение, как только она перешагнула Рубикон, защитный барьер – защитный и в электронном и в правовом смысле, – окружавший форум и обеспечивавший независимость Сената. Аэрокар, ожидавший ее у мерцающего края Рубикона, был так элегантен, так хрупок, словно его изготовили из бумаги и ниток. Но стоило ей оказаться внутри машины – и хрупкость преобразилась в мощь, волокна прелестной гравитации подняли аэрокар ввысь и закружили под ним город – так пальцы жонглера вращают яркие булавы. Машина пролетала между шпилей, над парками и садами, сквозь водяную пыль, вздымаемую каскадами водопадов. Поначалу полет был ленивым и как бы не имеющим четкого направления, но как только впереди завиделся Алмазный Дворец, аэрокар потянуло к нему, как к магниту. Траектория полета уподобилась ножу горшечника, кромсающему мягкую глину, вращающуюся на гончарном круге. Эта безумная растрата энергии, для того чтобы перенести Оксам на столь малое расстояние, была нарочитой демонстрацией могущества Императора: устрашающая роскошь, совершенная в своем изяществе.
И вот теперь Нара успела провести во дворце лишь несколько мгновений – и наткнулась на кошек, парящих на ложе, сотворенном прелестной гравитацией.
Оксам поежилась и, как только кошки исчезли за углом извилистого коридора, облегченно вздохнула и попыталась вспомнить, не было ли среди них хоть одной черной. Но она тут же постаралась отрешиться от суеверий, забыть о кошках и, выпрямившись, зашагала быстрее и решительнее. Ее ожидала встреча с Воскрешенным Императором.
И вновь перед ней распахнулись створки алмазных дверей. Нара гадала, к чему это все. Самым очевидным объяснением было следующее: его величество решил возразить против предложенного ею пакета законопроектов – протеста против проводимой партией лоялистов подготовки к пограничной войне с риксами. Но вызов на аудиенцию последовал слишком быстро – буквально через несколько минут после того, как законодательная программа прошла регистрацию. Сотрудники Нары прекрасно выполнили ее распоряжения и подготовили хитрейшую, лабиринтоподобную систему законов и тарифов, которая никак не напоминала лобовую атаку. Как мог Аппарат настолько быстро догадаться о цели этой программы?