Вторжение

Калинин Даниил Сергеевич

Искоса подглядев на все так же внимательно слушающего меня Измайлова, я решил завершить речь — ведь на рубеж атаки вышла уже вторая сотня детей боярских!

— Но даже в настоящий момент мушкетеров среди пешцев все одно недостаточно, чтобы воспрепятствовать караколированию рейтар. В конце концов, те имеют сразу по несколько пистолей, заранее изготовленных к бою, на сближение каждый всадник может сделать и два, и три, и даже четыре выстрела… В то время как мушкетер с фитильным мушкетом — лишь только один. И потери от огня последних будут все одно меньше, чем если бы

рейтары подобно кирасирам, сразу после первого залпа бросились бы на выставленные копья пикинеров…

Воевода, по-доброму усмехнувшись в усы, крепко шлепнул меня по плечу:

— Ну, наплел кружева словесные! А все самое важное выдал под конец, одним предложением… Тебе бы к царскому двору, ротмистр — там такое умение бы пригодилось…

Вздрогнув всем телом от дружеского «похлопывания» и едва удержавшись в седле, я сквозь стиснутые зубы заметил:

— Благодарю за мысль, обязательно постараюсь воспользоваться вашим предложением…

Глава 10

Fortes fortuna adiuvat

Все же учения не прошли совсем уж гладко: один раз смешала строй третья шеренга второй сотни рейтар (закрепленная за Тапани), а хуже всех показала себя третья сотня — то есть моя! Впрочем, ничего удивительно — учитывая, что помимо обучения детей боярских я все эти дни вынужденно решал кучу организационных вопросов и продумывал учения… У меня сплоховали всадники сразу в двух шеренгах — причем один казак действительно не смог остановить испуганную и понесшую лошадь, потерявшись в клубах порохового дыма. Но скакун казачка все же успел затормозить — едва ли не налетев при этом на затупленные колья «пикинеров»!

И ведь не последнюю роль в своевременной остановке сыграл как раз тот факт, что необученная таранить врага степная кобыла ничего общего не имеет с потомственными «дестриэ» кирасир и прочих жандармов (к тому же использующих шоры). Чьи породы принялись специально выводить еще в блистательную рыцарскую эпоху… Тот же мой Хунд — не кирасирский жеребец, хотя в нем явно есть кровь скакунов, коих по праву можно отнести к «дестриэ» (впрочем, ведь сам термин означает не конкретную породу, а просто обобщает всех боевых скакунов). Так вот, лошадь не справившегося с ней казачка почуяла впереди толпу людей — и явную преграду перед собой — и сама успела вовремя затормозить, избавив и себя, и всадник от возможных травм.

Это к нашему с воеводой разговору о тактиках рейтар и кирасир…

Естественно, не все гладко было и у стрельцов — новики окончательно сломали свою шеренгу уже при втором выходе на огневой рубеж, дважды они не успели вовремя зарядить пищали и дать с упреждением залп по накатывающим на них рейтарам. Возникли заминки и у ветеранов стрелецкого приказа — с зарядкой новых для них карабинов… Полусотня же служивых Алексея «свет Владимировича» и вовсе обошлась без стрельб, худо-бедно отработав сам маневр со сближением.

Но в целом — все это частности, мелкие такие косячки, без которых подобные учения было бы сложно себе представить.

А для первого раза все прошло и вовсе отлично!

— Ну что, командир, оказывается мы все же не самые худшие учителя. Верно? — подъехал кто мне сияющий Лермонт.

Я встретил обоих друзей (вслед за шотландцем ко мне поспешил и Тапани) со столь же сияющей улыбкой на губах:

— Господа — я считаю, что это полный успех!

— Успех только всадников? А на пехоту значит наплевать? — возмутился поравнявшийся с нами Йоло.

— Что ты, друг мой! Вы оба были сегодня крайне убедительны, профессионально подготовив своих солдат. — улыбнулся я. — Даже не знаю, кто из вас взял бы верх, будь этот бой настоящим!

— Лермонт. — весомо ответил финн.

— И почему же?! — мы с шотландцем с неподдельным интересом уставились на боевого товарища.

— Потому что я бы переметнулся к рейтарам! — захохотал Тапани. — Пехота — это, конечно, хорошо, но сердце мое, моя честь и любовь — это все к кавалерии!

— Чуть не прослезился. — смахнул воображаемую слезу Джок. — Может же сказать, когда хочет!

— Ну, это только если дело касается любимой кавалерии. Думаю, таких душевных слов от Степана не слышала ни одна женщина! — приобнял я горца.

— Еще чего! — воскликнул финн. — И не дождутся! Слова еще на них тратить — по ним и так понятно, что сие сосуд грешный. Да и слово — серебро, а молчание — золото. Так-то!

— Джок, ты заметил, что наш друг сегодня на редкость красноречив? Это может значить только одно: он доволен учениями.

— Вы меня раскусили. — Йоло с усмешкой потер подбородок. — Но нельзя дать солдатам расслабиться. Первый успех — это только часть дела. Его нужно закрепить. Маневры будем проводить ежедневно, пусть с меньшим количеством пехоты — и с одним холостым выстрелом на брата; запасы «огненного зелья» все же следуют экономить… Но, так или иначе, люди и кони отточат свой маневр — и будут повторять его с быстротой молнии, в любое время дня и ночи повторяя четкую последовательность действий!

Я хотел было ответить другу, полностью соглашаясь с его словами — но заметил, как с другого конца поля, припорошенного с утра легким снежком (и позже основательного вытоптанного конскими копытами), к нам галопом скачет казачий атаман.

— Принесла же его недобрая… — с легким вздохом произнес Лермонт.

— И чего так лошадь гонит? — с неудовольствием заметил Тапани.

Я лишь хмыкнул в ответ на замечания друзей, отметив все тот же щегольский наряд Харитонова. После чего зычно воскликнул — еще до того, как Степан с нами поравнялся:

— Ну что, атаман, разве плохо я придумал разбить твоих людей по сотням детей боярских? Всего один казак с конем не справился — а разве вчера не много ли хуже твои донцы проскакали?!

Свои слова я сопроводил располагающей улыбкой, адресованной казачьему голове — но она сама собой померкла, когда я увидел неподдельное напряжение и тревогу на лице Степана… Поравнявшись с нами, казак без всяких прелюдий рявкнул:

— Татары идут по Муравскому шляху к Ельцу. Завтра к вечеру уже здесь будут!