Вульгарность хризантем
Шрифт:
В час второго завтрака познакомился в центральной пивной Волжска со сложной личностью. На две трети — алкоголик, на треть — неоплатоник. С ним была подруга по вечности — «синеглазка», которая после каждой стопки глубокомысленно тянула: «Да-а-а», как бы давая «добро» вселенной на дальнейшее жалкое существование. Пили горькую свободу и синеву небес, закусывали рабством. Вслед за Ницше провинциальный мыслитель бубнил о христианстве как «народном платонизме». Я возразил, что народный платонизм — это, как пить дать, родимый отечественный анархизм. Тогда частичный неоплатоник предложил впредь называть Россию «платонической федерацией». Я согласился, но не решился угостить
Неожиданно доморощенный философ запричитал о «русской народной демократии». И я осознал, что без мордобоя, судя по лицу его подруги, не обойдется. Сославшись на занятость, раскланялся и даже не осадил неоплатоника мыслью о том, что «демократия — в аду, а на небе — царство», если не сказать, тоталитарный режим… Синеглазка прогундела мне вслед: «Пижон, мы и без тебя Россию поднимем». Везет же неоплатоникам на женщин!
…Вернулся в Европу и встретился с М. в Париже. Ах, Париж, Париж! Слева-Пантеон, справа — «Макдоналдс»… Муза предупредила: «Дорогой, без гондонов не приезжай». Вот это настоящая женщина, соль земли! Еще добавила: «Теперь такая экология, что даже при минете надо предохраняться, неминиатюрный ты мой».
Раньше было проще! В условиях «резинового голода» самые осторожные мужчины нашего рабочего поселка пользовались капроновыми чулками. Удобно, практично, экономно. Не жизнь — любовь!
Что такое «российская политэкономия»? Отбросим как несущественные выводы идеологов бестоварного хозяйства, экономной экономики, инвестиций в водку, «либерального кейнсианства» и «консервативного неолиберализма», двух моделей хозрасчета и «фазендного» земледелия вкупе с всенародным состраданием к «рабыне Изауре». Формулу нашего успеха блестяще изложил «трудящийся-мигрант» в письме к деревенской родне: «Пришлите мне кошелек, а то купить его не на что, а деньги сложить некуда».
Я тоже, каюсь, участвовал в рыночных отношениях. Однажды мы с дедом-фронтовиком продавали порося. Породистый был! За три месяца вольготной жизни забурел, покрылся щетиной, но не вырос ни на сантиметр. Дед решил загнать недоросля на колхозном рынке, выдав за «сосунка молочной свежести». Провели предпродажную подготовку: отмыли, побрили, навели марафет. Наш красавчик произвел сенсацию… Домой бежали как герои-олимпийцы. Дед семенил по улице в спортивном костюме, шляпе и орденах. Он все рассчитал: даже если догонят, бить ветерана с ребенком не станут. Когда опасность миновала, дед отдышался, отметил успех предприятия кружкой пива, а мне прикупил книжку «Мезолит СССР».
На днях умер Жак Деррида, утверждавший, что «каждая графема по своей сути имеет характер завещания». Что же он завещал? Например, идею тождества между различием и неразличием, тождественную тождеству между тождеством и нетождеством. Или его знаменитая «деконструкция» христианских воззрений на непорочное зачатие — разрушение «гимена» девственности посредством «гимена» соития к пущей радости Гименея. Проще говоря, Деррида вслед за старым еврейским Богом настоятельно советовал нам плодиться и размножаться.
Центр стоически перенес смерть крупнейшего мыслителя современности.
…Поехал с миссией в Бордо. Французская провинция в эту пору года производит удручающее впечатление. Никто не борется за урожай, даже литературный; в мертвых небесах застыли железобетонные облака; знаменитые виноградники мрачны, как военные кладбища с ровными рядами покосившихся лоз-крестов; проложенные
Лишь бы Пятая республика не стала последней. Иначе — беда! С кого будем срисовывать наши конституции? Нынешний-то основной закон — смесь бордо и американского бурбона — просто пойло для электората. Как будем жить и пить, если конституцию России разбавят парламентским шнапсом?
Черное небо осени Скрыло блеклые звезды… Боже, спаси Францию!Побывали в гостях у Мориса Дрюона. Живой классик любит русских. Пригласил в рабочий кабинет, угостил кофе. Усевшись в широкое кресло-трон, закурил «гавану» и положил на колени подушку с многозначительной надписью: «Если в раю нельзя курить сигары, я туда не пойду». На огромном письменном столе, заваленном книгами, рукописями, корреспонденцией, коллекцией гусиных перьев, очков и сигар, стояла ваза с одинокой робкой розой и горела свеча. Напротив, над камином висела картина с добротной задастой музой; в углу, над лежанкой расположились фотографии знаменитостей, среди которых и Каролин — любимая ослица хозяина дома. Эта тварь божья особенно дорога Дрюону. Считая ее слишком аристократичной для местных ослов, он занялся поисками достойной пары в соседних департаментах. Отрадно, что хотя бы писательская кошка была без претензий, даже политкорректной, позволяла себя гладить и не доставляла хозяину стольких хлопот.
Центр одобрил итоги нашего визита.
Весь день удручал плоть трезвостью, размышляя о судьбах Отечества. Пришел к выводу: интеллигенция в России — те немногие несчастные, кто не ворует. Поразительно, но мы даже не испытываем вместе с Европой и японскими отщепенцами никакого кризиса «конца истории», а просто растаскиваем советский общак. Это очень оптимистический момент! Молодая нация — здоровые инстинкты. Жаль только, для большинства выгода ограничивается мешком картошки с соседского огорода.
Путешествуя из Москвы в Петербург, вдруг обнаружил, что флагман российского туристического флота уже не проходит по Беломоро-Балтийскому каналу ввиду его узости и не знакомит население с красотами Соловков. Явная недоработка…
Во сне очень хотел убить товарища Сталина. Гонялся за тенью вождя и прижигал ее утюгом, но безуспешно. Словом, погряз в каких-то мелких и бесполезных грехах! В который раз не пошел к батюшке покаяться и причаститься, а потом, как водится, опять согрешить. Придумал в свое оправдание, что равенство перед Богом может оказаться для творческой дипломатической личности, «дипломата в законе», не менее разрушительным, чем равенство перед законом. Решено — буду настаивать на личной встрече с Создателем. Верю, светит мне небесный ГУЛАГ.
Загубила мои благие порывы футболизация религии. В наши дни ни один удар по мячу не обходится без многократного крестного знамения и благословения свыше. Пнул — перекрестился; забил — преобразился… Церкви пусты, а орущая толпа на стадионах утверждает новый символ веры: «Ооле, ооле-ооле-ооле-е, ЦСКА, ЦСКА!» Впрочем, в провинциальном варианте эта молитва мячу может звучать и так: «Женщина, которая поет? Нет! Женщина, которая дает? Нет! „Геолог“ Тюмень? Да, да, да!»
…Погрузился в круговерть светской жизни — приемы, коктейли, вернисажи, национальные праздники, кинофестивали, маразматики, слюнтяи, половые демократы, злые шпионы и их невинные жены, немецкий резидент с собачкой, британская аристократическая сволочь, святые грешники и дамы в вечерних платьях с созревшими прыщами на обнаженных спинах…