Вулкан жив
Шрифт:
Наконец, свет озарил последнее откровение. Словно молот обрушился на лелеемые мной надежды, разбив их на куски. Я был на корабле — огромном судне, бороздящем космос. Это знание подтверждало жестокую истину. Я был не на Исстване. Я был вообще не на планете. Я находился в стихии Керза, и мне отсюда не сбежать.
Помещение медленно обрело четкость, когда я сморгнул иней, сковывавший веки. Передо мной была не та же камера, что раньше. Она стала больше: уже не темница, а восьмиугольная шахта, на сотни метров уходящая вверх и вниз. Цепей на этот раз не было, запястья и лодыжки ничто не опутывало. Но я сидел на круглой платформе диаметром от силы в
Глухая пульсация вторглась в сознание, постепенно обретавшее ясность. Далеко внизу турбина поднимала по шахте потоки горячего воздуха, мерзко пахнущего омывателем двигателей. В одном из углов, стоял, наблюдая, как я изучаю новую ловушку, призрак моего мертвого брата.
— Ты нездорово выглядишь, Вулкан, — сказал Феррус, чье трупное лицо резко очерчивали тени. — Весь горишь.
Я не ответил. Вернув контроль над органами чувств, я принялся за тело. Кожа остывала, яростный жар, только что охватывавший меня, ослабевал. Вновь запахло золой и пеплом. Что-то зудело на спине, будто там выжгли клеймо. Я не видел отметины, но сумел коснуться пальцами краев, найдя ее среди бессчетного множества других шрамов, которые знал так же хорошо, как собственное лицо. Но эта была мне незнакома, и сам факт ее существования приводил меня в ужас. Ибо что же еще я тогда забыл?
Словно тень подкралась к одинокому путнику на пустынной дороге — я ощутил присутствие в зале еще одного существа. А когда осознал, кто это, холод космоса коснулся меня вновь.
Как и Феррус, он сидел в темноте. Но не просто обитал в ней, он был ее частью, создавал ее и превращал в свой саван.
— Керз, — у меня не осталось сил, чтобы придать голосу яда.
— Я здесь, брат.
Его голос звучал почти успокаивающе. Неужели он раскаялся в этом безумии?
— Я наблюдал за тобой, Вулкан. Ты любопытный экземпляр.
Нет. Просто очередной аспект его игры. Привыкнув к темноте, я различил силуэт брата, ссутулившегося на краю мостика, как летучая мышь. Керз подпирал подбородок кулаком и немигающим взглядом смотрел на меня.
Я увидел его впервые с того момента, как проснулся в этом кошмаре.
— Ты присоединился к Гору?
— Чем я себя выдал? Тем, что убил твой легион?
— Мой легион… — голос мой дрогнул. Я не знал, что сталось с моими сыновьями.
— Уничтожен, Вулкан. Они все мертвы. У тебя нет легиона.
Мне хотелось убить его. Я представил, как совершаю невозможный прыжок и хватаю Керза за горло, сжимаю пальцы, пока жизнь не уходит из его глаз. Неосознанно сжав кулаки и стиснув зубы, я заметил улыбку на его лице и в этот же момент понял, что он солгал.
— Нет. Нет, не уничтожен. Они живы.
Керз насмешливо фыркнул.
— Да. Они еще живы. Во всяком случае, я так полагаю. Правда, их стало гораздо меньше. И теперь, когда их некому вести… Я… боюсь за них, Вулкан. Наступили трудные времена.
Наш отец солгал нам. Солгал тебе. Защищать Его жизнь или покушаться на Его жизнь — вот единственные пути, что нам остаются. Как ты думаешь, брат, какой выберут Саламандры? Ведь ваша раса так прагматична. Честь или выживание, — Керз шумно втянул воздух.
— Что ты сделал?
— Как страдальчески ты звучишь, брат.
Я стиснул зубы, вновь вспомнив, как держал в руках Неметора.
— Что ты сделал?
Ночной Призрак наклонился вперед, и свет от люминесцентных трубок упал ему сверху на лицо, окрасив в белый.
— Мы убили тебя, — он оскалился, глаза засияли безумным весельем при воспоминании о кровопролитии. — Зарезали тебя, как свинью. Клянусь, удивленное выражение на твоем лице было просто бесценно.
— Мы были братьями. И мы братья до сих пор. Гор обезумел, — я замотал головой, чувствуя, что мой гнев тает, как лед на теле. — Почему?
— Потому что ложный бог дал нам ложные надежды. Нам солгали и… — фальшивая торжественность Керза исчезла во взрыве язвительного смеха. — Извини, брат. Я пытался удерживать маску сколько мог. Мне все это безразлично, честное слово. Знаешь, в некоторых людях гнездится болезнь. Я видел ее. Насильники, убийцы, воры — Нострамо был ими полон. И сколько ни пытайся все это вытравить, оно возвращается, как чума. Если бы ты видел то, что видел я…
На мгновение Керз уставился в пустоту, словно что-то вспоминая, после чего его внимание вернулось ко мне.
— Некоторые люди просто злы, Вулкан. Причины нет, они просто такие. Обжорство, лень, похоть — я близко знаком с грехами человечества. Как ты думаешь, в чем были повинны мы? Гордость? Гнев? Может, жадность стояла за желанием нашего отца войной объединить галактику под своим именем и назвать это освобождением? Терры было попросту мало.
— Я вижу, каков твой грех, Керз. Это зависть.
— Нет. Это бремя — знать будущее и быть не в силах что-либо изменить. Я проклят, брат. И потому должен грешить.
— Так ты оправдываешь смуту, в которую втянул галактику? Ты следуешь за безумцем.
— Я ни за кем не следую! — зарычал Керз. — А ведь не так давно Гор был и твоим братом. Быстро же ты обратился против него! Что, отец сделал тебя более верным, чем он или я? Самым благородным своим отпрыском?
Я встречался с Гором до восстания. Я встречался с ним дважды после того, как начался Крестовый поход и нас разбросало по галактике. Я любил Гора, равнялся на него. Я собирался продемонстрировать свою верность, сделав подарок — оружие, достойное магистра войны. Узнав о его героизме на Улланоре, я выковал молот. Он стал моей лучшей работой, шедевром, с тех пор мной не превзойденным. Но я его так и не отдал. Наша вторая встреча прошла не очень хорошо. Я почувствовал что-то вроде того необъяснимого, не признающего аргументов, неискоренимого «зла», о котором говорил Керз. Тогда я не мог объяснить, почему передумал преподносить дар — я сделал это, потому что Гор вызвал у меня тревогу. Я не задумывался об этом до сих пор, и сейчас открытие заставило мороз пробежать по коже.
— Ты предал нас, — сказал я Керзу. — Феррус мертв.
Но не смог удержаться и взглянул на его истлевающий труп, ухмыляющийся мне из теней.
Керз криво улыбнулся.
— Правда? — и добавил, постучав пальцем по виску: — Но не в твоем больном разуме, судя по всему. С кем ты там беседуешь в темноте?
Значит, он следил за мной. И слушал. Все это время. Что он надеялся узнать?
— Ты предатель, — сказал я ему. — Робаут так это не оставит.
— Вечно этот Гиллиман… Что в этом боевом бухгалтере такого величественного? Русс или Джонсон хотя бы умеют быть пылкими. Робаут же сражается счетами.