Вурдалакам нет места в раю
Шрифт:
Несмотря на стеклянный взгляд, Видослав нашел в себе силы расхохотаться.
– Несчастное, дикое лесное дитя! – воскликнул он. – Выросла в чаще и не знаешь: шум столицы – как гром, но этот гром слаще музыки.
– Помню я эту музыку! – с еще большей досадой выкрикнула Ярогнева. – Помню и Кремник, и каменные палаты. И острые иглы шатров, что вонзаются в небо. Помню золоченые крыши храмов и толпы народу. Суету площади-Середы и громаду Железной стрелы. Только я уже начала думать, что это все мне приснилось. Столько лет прошло – всего не упомнишь.
Взгляд Видослава
Хорохор сорвался с ветки, закружил над головами и тревожно заграял:
– Довольно, царевна! Нет нужды прошлое поминать. Не боярин наша цель, а вурдалак!
– В самом деле! – опомнилась Ярогнева.
Она прикрыла Змеиный глаз ладонью и захлопнула на плечах полы багряного корзна. Видоша пришел в себя, униженно вытер грязной ладонью слюни и прямо как был, на коленях, отполз обратно, под защиту собачьей своры.
А псы все не унимались и отчаянно лаяли на двух бойцов, сцепившихся посреди круга, образованного рыжими, пегими, черными, белыми хвостами, лапами и ушами. Горихвосту приходилось туго: Звяга оказался сторонником старого правила – бей до конца. Смуглая физиономия вурдалака медленно, но верно превращалась в фиолетово-красное месиво. Одна рука уже еле двигалась, вторая шевелилась едва, через боль. Сквозь замызганную рубаху начали проступать пятна крови, смешиваясь с алым травным узором, вышитым вокруг ворота.
«Не пора ли сдаваться? – приходило на ум. – Этот пес ведь прибьет, с него станется. Вот еще поерзаю для вида, и сдамся. Все равно меня свора из круга не выпустит…»
Отвратительно скалясь, Звяга склонился над его головой, чтобы шибануть повернее, прямо в глаз. Его кулак взвился в воздух и начал опускаться, как молот. Куцая черная борода псаря встопорщилась, по нестриженным вислым усам стекал пот. Горихвост зажмурился, отвернулся, и открытой ладонью оттолкнул его подбородок. Куцые космы бородки застряли меж пальцев, пара клочьев выдралась с корнем. Длинный ус намотался на мизинец. Горихвост отчаянно потянул палец обратно, стараясь освободить его, но ус только дергался и не хотел отвязываться.
Где же удар? Лежащий вурдалак приоткрыл заплывший глаз. Сморщив лицо, Звяга мотал бородой – дергающийся ус причинял ему страшную боль. Что, не нравится?
Горихвост нарочно дернул за ус посильнее. Звяга взвыл. Псы захлебнулись от лая. Железная хватка псаря ослабла, и Горихвосту удалось наконец вздохнуть. Медленно, не торопясь, он потянул ус к земле. Звяга начал клониться набок, рыпнулся пару раз, но не выдержал и скатился с его груди на траву.
Оп-па! Горихвост мигом вскочил и сам оседлал противника. Это вышло так неожиданно, что псы даже замолкли. А ведь у псаря не только усы торчат. Вон, борода в какие космы сбилась, аж в косички заплетать можно.
Горихвост намотал пару клочьев на пальцы и так потянул, что Звяга задергался на траве. Вот тебе еще! Вот! Получи! Ага, больно?
– Перестань! – взревел псарь.
– Отчего же? – пропыхтел вурдалак.
– Так нельзя! Не по правилам!
– А
Горихвост вцепился в бородку и завозил ее вправо-влево, вверх-вниз.
– Вот тварь лесная! – ревел Звяга от боли. – В Диком лесу все нечистики шебутные, могут не знать простой вещи: мужика рвать за бороду – так обидеть, что он век не простит.
– Я не мужик, – сообщил Горихвост. – Я – нечистая сила.
– Зато я мужик! – хрипел Звяга. – Клянусь небом и землей – если не прекратишь, зарежу! Как пить дать!
– У тебя нет ножа!
– Ха! А это что?
Горихвост моргнуть не успел, а в руке Звяги и в самом деле сверкнул нож-засапожник, выхваченный из-за драного голенища.
– Ох ты! – Горихвост резко вскочил и отпрыгнул.
Одна из собак ухитрилась и цапнула его за ногу, но Курдюмовы сапоги из доброй козлиной кожи не пропустили укуса. Звяга ощерился так криво, что даже у матерого вурдалака по спине пробежали мурашки. Лезвие ножика, короткое, тусклое, все в зазубринах и царапинах, уставилось ему прямо в грудь. Звяга нехотя поднялся, перебросил нож из руки в руку и неторопливо примерился, откуда напасть. Кажется, он не шутил.
Горихвост оглянулся: свора окружала дерущихся со всех сторон. Как бы прорваться? Если собаки набросятся, то даже мне с ними не справиться. Сначала закусают, потом разорвут на клочки. Лихо-марево! Я от нечистиков улизнул, и для чего? Чтобы меня псы разорвали?
И тут прямо перед его носом в землю вонзилась стрела. Ее наконечник полыхнул сотней маленьких огоньков и расцвел, будто чудо-цвет, выкованный Сварогом из небесного пламени. Собаки поперхнулись и с визгом начали разбегаться. Звяга разинул рот, наклонился над огненной стрелой, чтобы получше ее рассмотреть, и тут язык пламени взвился и так полыхнул ему в рожу, что псарь заорал, отпрянул и ухватился ладонью за бороду. До нюха Горихвоста донесся запах паленых волос – это тлела борода псаря, и в ее пепельных космах полыхали едва заметные огонечки.
– Воды! – завопил Звяга и бросился к ручейку, журчащему вдалеке.
Собачья свора с лаем покатилась за ним.
– Пали! Хватай! Волк нам нужен живьем! – скрипучим голосом граял ворон, делая круг над головой Горихвоста.
А Ярогнева уже накладывала на тетиву вторую стрелу и целилась в вурдалака, и острый взгляд ее голубых, пронзительных глаз не сулил ничего доброго.
– Ну, волк, сдавайся по-доброму. Своей волей не отдашься – стрельну и на этот раз прожгу в тебе такую дыру, что руку можно будет просунуть, – грозно вымолвила лесная царевна.
Горихвост беспомощно оглянулся, но позади расстилалась лишь голая опушка, за которой шагах в двадцати вставала зеленая чаща конопляника. Колени его подогнулись, он приготовился спружинить и броситься в заросли, но тут же суровый оклик предупредил его:
– Не вздумай! Мои стрелы быстрее твоих лап.
Он скрипнул зубами и показал Ярогневе пустые ладони.
– Тихонечко, не балуй, – уговаривала его царевна, как взбрыкнувшего коня. – Подходи, становись на колени, руки за спину. Мордой в землю.