Введение в африканское языкознание
Шрифт:
Для систем консонантизма афразийских языков характерно большое количество аффрикат, сибилянтов, поствелярных спирантов. И. М. Дьяконов [1991] реконструировал три серии праязыковых свистящих (в прасемитском их количество возросло до четырёх), однако данные для подтверждения этой гипотезы ограничиваются семитскими и некоторыми кушитскими языками. Лучше реконструируются поствелярные фрикативные, а также два фарингальных согласных: h и (глухой и звонкий соответственно)..
Важной особенностью является роль гортанной смычки , имеющей в афразийских языках статус полноценной фонемы. Так как слог в праязыке не мог начинаться с гласной, гортанная смычка служила заменой вокалического анлаута. Судя по рефлексам в древних и современных
Существует мнение о том, что афразийский праязык также мог быть тональным, однако достаточных подтверждений этому не имеется. Из современных языков макросемьи чадские, кушитские и омотские используют фонологически значимые тоны, однако они могли развиться под влиянием иноязычного окружения: практически все языки Тропической Африки тональны. Языки Северной Африки, а также эфиосемитские языки демонстрируют силовое ударение, хотя в эфиосемитских языках оно довольно слабое и исследовано пока недостаточно.
Сегодняшние афразийские языки показывают широкий выбор структур слога: встречаются как открытые, так и закрытые слоги. На праязыковом уровне существовало две основные схемы слога: CV и CVC. При этом по структуре корневой морфемы слова в праязыке можно разделить на три частеречные категории: именные, глагольные и местоименные корни.
Отличительной чертой афразийских языков – как древних, так и современных – является трёхсогласный корень глагола структуры CVCVC. Лексическое значение в такой структуре имеют именно согласные: они составляют собственно корень. С помощью замены корневых гласных, а также суффиксальной и префиксальной флексии формируются различные грамматические значения (в западной литературе эта система обычно именуется root and pattern ‘корень и рисунок’). Наиболее характерными языками с данной моделью являются семитские и древнеегипетский.
Сравнение с другими семьями афразийских языков показывает, что древнейшей корневой структурой глагола, по-видимому, являлась двухсогласная, вида CVC, где вторую и третью позиции могли занимать сонанты. В дальнейшем – вероятно, на этапе непосредственно перед распадом афразийской общности или на раннем этапе существования языков-потомков – с помощью лексикализовавшихся словообразовательных приращений или удвоения второго согласного возросло количество трёхсогласных корней. Редукция ларингальных и сонорных звуков в берберских, чадских и кушитских языках привела к росту числа вторичных двухсогласных корней.
В отличие от глагольного корня, где гласная играла формообразующую грамматическую роль и фактически в состав корня не входила, именные корни имели в праязыке ту же структуру CVC, но содержали лексическую гласную, не мотивированную ни грамматически, ни семантически. Таким образом, именной корень был не консонантным, а консонантно-вокалическим.
4.4. Морфология и синтаксис
Систему имени в афразийских языках характеризует наличие грамматического рода, сохранившееся во всех семьях, хотя и не во всех языках и не везде одинаково. Столетие назад эта категория считалась центральным критерием для принадлежности языка к афразийской общности, хотя грамматический род в том или ином виде обнаруживается в языках и других трёх макросемей Африки.
Категория афразийского рода имеет значения мужского и женского, при этом чаще всего маркирован только последний. Классическим афразийским показателем женского рода является суффикс – t, засвидетельствованный во всех ветвях макросемьи (хотя омотские данные не столь очевидны), а также в языке онгота. Однако в различных языках обнаруживаются также следы других показателей, возможно восходящих к праязыку: например, м. р. – i/– w, ж. р. – a. Такая оппозиция в именных и местоименных формах существует в некоторых семитских, кушитских, берберских языках.
Точка зрения о наличии в афразийском праязыке системы именных классов основывается на определённых консонантных элементах в корнях некоторых наименований животных, растений, частей тела, в основном в семитских языках:
Другой распространённой категорией имени является падеж, сохранившийся в семитских, кушитских, берберских, древнеегипетском языках. Следы абсолютной падежной формы с нулевой флексией (или – a), свидетельствующей об эргативной структуре праязыка, сохранились в некоторых кушитских и омотских языках. В древних семитских и кушитских языках существует падежная форма на – i, по значению тождественная или близкая к генитиву. К сожалению, консонантный характер многих древних письменностей на афразийских языках не всегда даёт возможность отследить вокалическую флексию. Новообразованные падежные формы продуктивно функционируют в кушитских языках Восточной Африки.
Из множества способов образования плюральных форм в афразийских языках выделяется древний показатель *a, который обнаруживается уже в древнейших известных языках макросемьи. Вероятно, изначально он занимал суффиксальную позицию. Продуктивность такого способа словоизменения и словообразования, как изменение огласовки, привела к тому, что во всех семьях афразийских языков можно найти примеры внутренней флексии плюральности: геэз (семитская семья) bet ‘дом’ – мн. ч. abyat, сахо (кушитская семья) lelle ‘день’ – мн. ч. lella‘e, хауса (чадская семья) ’akuya ‘козёл’ – мн. ч. ’awakay, кабильский (берберская семья) tasirt ‘ручная мельница’ – мн. ч. tisyar. В большинстве современных афразийских языков плюральность образуется при помощи аффиксов недавнего происхождения. В некоторых семитских языках сохранилась граммема двойственного числа.
Одним из наиболее убедительных доказательств родства афразийских языков являются данные систем личных местоимений и глагольных показателей лица. Для ранних исследований сходство личных местоимений являлось основным фактором, позволившим обосновать афразийскую гипотезу на грамматическом материале. Подобно другим африканским языкам, в языках афразийской макросемьи действует несколько серий личных местоимений и показателей лица:
– независимые личные местоимения, употребляющиеся со значением фокуса или эмфазы субъекта в широком смысле;
– префиксальные показатели субъекта действия глагола;
– суффиксальные показатели субъекта состояния;
– суффиксальные показатели объекта глагола;
– независимые личные местоимения прямого объекта;
– суффиксальные показатели притяжательности [Дьяконов 1988].
При сравнительном анализе они обычно рассматриваются вместе, так как во многих языках объединены общим происхождением из праязыковых форм, некоторые из которых восходят к афразийскому состоянию. Например, др.-егип. nt-k ‘ты’ (м. р., субъектное, независимое), kw ‘тебя’ (м. р., объектное, независимое), – k ‘ты’ (м. р., субъектное, связанное), – k ‘твой’ (м. р., притяжательное, связанное).
Противопоставления многочисленных серий личных местоимений и показателей лица во многих современных языках нивелировались, однако следы более древнего состояния по-прежнему заметны. Личные местоимения также изменяются по родам и двум или трём числам, включая в некоторых языках рудименты двойственного числа. В чад-ских и кушитских языках можно обнаружить формы инклюзива и эксклюзива 1 л. мн. ч., однако выводить их на праязыковой уровень нет оснований: скорее они были образованы под влиянием других языков Тропической Африки, где категория клюзивности очень распространена.