Введение в философию
Шрифт:
Поэтому по мере того, как греческая философия развивается в силу своей внутренней логики, она обесценивает все особенные, исторические, страдающие ограниченностью формы познания и признает ценность лишь за универсальными понятиями и суждениями - за познанием, в котором согласны все умы, освобождаясь от всех шлаков отдельно взятых, эмпирических восприятий (изменяющихся от субъекта к субъекту и от одного момента субъективного опыта к другому) и придерживаясь той универсальной логики, которая управляет в глубине всеми умами и делает так, чтобы все рассуждали одинаково. Мир един; и он един, лишь если его познают с помощью разума, познают согласно истине, т.е. в его объективном единстве - благодаря понятиям, которые определяются и остаются замкнутыми в своем определении и вечно неизменными.
3. АНТИТЕЗА МЕЖДУ ЧУВСТВОМ И РАЗУМОМ
Чувство иррационально, и в силу этого оно не может входить в мир истины. Не должен ли тот самый практический человек,
Действие также должно быть разумным - сообразным с предписаниями, которые рациональное познание подсказывает тому, кто готов освободиться от обманчивых соблазнов - соблазнов, коим чувство, сопровождая первое недостоверное и смутное познание вещей, подвергает человеческое сердце, делая его добычей страстей. И поэтому уже у Аристотеля этически разумным миром является тот мир, который определяется посредством универсального умозрения (в последнем не чувство и субъективная оценка порождают ценность вещей, но внутренняя ценность вещей, производная от их разумного космического порядка, становится разумом, могущим заменить собой чувство, чтобы побудить человека к действию в том определенном мире, где все существа, коль скоро они сообразуются с разумом, не могут не действовать).
Разум един, как едина человеческая природа, един естественный мир и един сам моральный мир. В итоге все вместе - мир, который человеку надлежит не изобретать и творить, но только познавать, как он есть в себе, - и не нарушать покой, и не вносить беспорядок. Идеал человека является негативным: он не должен созидать, и, более того, он должен не созидать. Человеку как духу, который имеет перед собой, как максимум, природу и противопоставляет себя ей как ум и волю, нечего делать, потому что в действительности, при внимательном рассмотрении, оказывается, что этот дух не существует. Существует лишь природа.
Таким образом, постаристотелевская философия, вся движущаяся в круге, очерченном Платоном и Аристотелем, трудится над тем, чтобы вычеркнуть чувство из картины мира, которую философия лелеет и вновь и вновь пытается изобразить. Эпикуровская атараксия аналогична апатии стоиков. Идеалом философа становятся и останутся на протяжении веков несмеющийся Демокрит и неплачущий Гераклит: не смеяться и не скорбеть, но понимать. Разум - враг чувства: вся философия - это преследование наслаждений и страданий и всех страстей, которые из них вытекают; война без передышки против страстей. Теория страстей (+++*) - одна из канонических частей философии, заглавие бесконечного числа трактатов, тема которых возрождается с возрождением стоицизма и всей античной философии в XV и XVI веке и вновь появляется как в трактате о "Страстях" Картезия, так и в третьей части "Этики" Спинозы (где эта теория и вся концепция жизни, из которой она извлекает свою побудительную причину, достигают максимальной логической последовательности и наиболее мужественной систематической строгости, дав точную формулу: "натурализм = рационализм").
4. ТРУДНОСТЬ ПОМЕЩЕНИЯ ЧУВСТВА СРЕДИ СПОСОБНОСТЕЙ ДУШИ
Чувство, понимаемое, таким образом, как временный и иррациональный беспорядок психической жизни, предназначенный пасть и раствориться в окончательной форме духа и в рациональной структуре мира, не поколебало - и, более того, подтвердило очевидное различие видов духовной деятельности (ставшее классическим в аристотелевской философии - и, стало быть, обреченное судьбой увековечивать себя на протяжении всего хода развития средневековой философии и философии Нового времени, вплоть до второй половины XVIII века, в двойной категории теоретического и практического). Ведь чувство - это не познание и не действие: оно не ставит нас ни в отношение с истиной или с реальностью, являющейся содержанием истины, ни в отношение с тем моральным миром, который является продуктом человеческих действий. Последние, как мы сказали, принимают свою истинную форму, когда они диктуются рациональным познанием, которое уничтожило чувство. Мир истинный, реальный мир, на который мы ссылаемся, подстегивает ли он наше желание познания или побуждает к действию нашу потребность реализовать условия, необходимые для нашей жизни - не имеет места для этого чувства.
Фундаментальных, классических способностей духа две: ум (или разум) и воля. И, по сути дела, при внимательном рассмотрении, мир, являющийся целью воли, с данной точки зрения, не новый мир, отличный от того, который является целью ума. Коль скоро главная цель человека, как мы видели, понимается
Но, делается или не делается это отождествление, - кроме познания и действия, объединенных, по крайней мере, и сплавленных в вечный круг, в человеческом духе нет ничего иного. И если иное, кажется, существует, то эта видимость зависит или от незрелости духовной жизни, или от незрелости рефлексии над ней самой. И поэтому эта видимость рассеивается в глазах философа, стремящегося рассмотреть природу вещей и духа.
5. ВАЖНОСТЬ ЧУВСТВА У ВИКО И В ФИЛОСОФИИ XVIII ВЕКА
Когда вместе с Вико начинают ощущать роль и ценность взбунтовавшейся и мятежной души, из которой исходит пение, и в этом пении всю сущностную и вечную форму духа и человеческой цивилизации; когда вместе с немецкими философами второй половины XVIII века (Мендельсоном, Тетенсом, Зульцером) начинают замечать несводимость чувства; когда Кант после "Критики чистого разума" и "Критики практического разума" чувствует потребность в третьей "Критике", потому что смутно угадывает необходимость духовной формы, опосредующей понятие жизни, которое можно извлечь из чистого теоретического разума, и противоположное понятие жизни, выведенное из природы практического разума, и постулирует ту способность суждения, которая является оценивающей духовной функцией (отчего преображается вид не только человеческого мира, но и самого мира природы, и универсум в глазах человека освещается той телеологией, которая является сущностью духовности, как это обнаруживается в любом произведении искусства), - классическая оппозиция теории и практики, ума и воли начинает рушиться. Психологии и философии стремятся понять духовную жизнь, учитывая три фундаментальных и несводимых вида деятельности, и трудятся над укреплением почвы, в которую пускает свои корни чувство.
6. ПОЗНАНИЕ КАК СНЯТИЕ ЧУВСТВА
И все же против чувства остается непобедимым и непреодолимым одно возражение, которое, между прочим, заслуживает того, чтобы быть углубленным - потому, что, может статься, в нем находится ключ к решению той проблемы, которая на протяжении тысячелетий мучает человеческую мысль. Это возражение лежало в основе древних учений о преодолении страстей с помощью философии, которая освобождает человека от страстей посредством познания. Рефлексия убивает чувство - либо потому, что показывает иллюзорный характер мотивов, которыми оно питается; либо потому, что, подтверждая эти мотивы как основательные и объективные доводы, анализирует их и делает, как говорят, предметом холодного рассуждения и необходимого доказательства. Ведь чувство - это нечто непосредственное, о чем не дано рассуждать и чего не может внушить никакое рассуждение. Философ, который не принимает ничего непосредственного, над всем рефлексирует и обо всем хочет дать себе отчет, все разлагая на его элементы, чтобы затем идеально реконструировать его, в конечном счете оказывается перед объектом, созданным его мыслью - и поэтому отчужденным от конкретного, реального и неопровержимого состояния его души, в котором состоит чувство. Поэтому философия стремилась и все еще, естественно, стремится понимать самое себя как освобождение от страстей.
Но следует дать себе отчет в логике этого очевидного процесса преодоления, в котором чувство уступает место мысли, т.е. познанию, отчего кажется, что если чувство зажигает, стимулирует и укрепляет действие, то философия и всякое научное и умозрительное занятие гасит порыв и силу действия - и, стало быть, побуждает к праздной бездеятельности чистого созерцания. Самые последние теории познания выявили, что чувство как объект познания - абстрактный объект, конкретная реальность которого заключена в том самом акте познания, чьим объектом он является. В силу этого закона или чувство полностью ускользает от акта познания и не замечается, т.е. остается неосознанным и таковым, что о нем нельзя даже сказать, что оно является чувством; или оно познается, и тогда актуальная или действительная реальность или опыт - не чувство, объект познания, но это познание, которое к нему относится точно так же, как в другие разы оно относится к камню или к растению, которые, чтобы быть познаваемыми объектами, не являются духовными реальностями. Осознанное чувство - не чувство, но осознание. Таким образом, как говорит поэт, "воспевая скорбь, смягчаются", и самая пессимистическая поэзия сможет быть таковой только по отношению к миру, который поэт представляет себе абстрактно (т.е. отвлекаясь от самого себя), но не по отношению к творческой деятельности поэта, который, представляя себе тот мир, осуществляет одну из наиболее полных и совершенных форм радости, которую дано пережить духу.