Введение в философию

Джентиле Джованни

7. РАЗЛИЧИЕ, ВНУТРЕННЕ ПРИСУЩЕЕ ФИЛОСОФИИ

Между прочим, только что указанное различие не таково, что ставит науку вне философии и противопоставляет одну другой. Это - различие, внутренне присущее самой философии, благодаря которой, можно сказать, тот самый диалектический процесс, который объясняет постепенный переход от науки к философии, объясняет также и переход от философии к более высокой философии. И поэтому, в сущности, следует отличать не науку от философии, но одну науку от другой (или, если угодно, одну философию от другой - коль скоро остается безразличным использование терминов науки и философии для обозначения всякой познавательной системы).

И в самом деле, история науки настолько сопряжена и связана с историей философии, что только фрагментарно (и на протяжении кратких или длинных, но в себе не завершенных периодов) это различие оказывается возможным. Науки всегда берут начало из философии, они несут в себе на протяжении довольно значительного отрезка пути ее дух и общие понятия, - а затем отходят

от нее благодаря виртуальной концепции мира (которая постепенно будет становиться все более ясной и осознанной и даст место новому синтезу, оставаясь в силу этого философской мыслью - уже зрелой и ясной; или едва начавшейся и зародившейся в ориентации научной мысли, обнаруживающей поэтому каким-то образом в особенном целое, в котором познание того, кто познает, может найти полное удовлетворение своей самосознающей природы). И когда из истории науки устраняется эта имманентная и вдохновляющая философская мысль, историк бросается от науки к наукам и от всякой отдельно взятой науки к отдельным исследованиям и частным открытиям; и живая история распадается на disjecta membra* и завершается в каталоге.

8. НЕОБХОДИМОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ КРИТИКИ ДЛЯ СИСТЕМАТИЗАЦИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

Такова истина. И кто говорит о тождестве науки и философии [1], стремится к этой истине, тот имеет сколь угодно доводов. И введение философской критики в каждую систематизацию научной мысли (если критик берется за нее со знанием дела, с серьезной заинтересованностью своеобразными проблемами специфического научного исследования) - занятие не только уместное, но и занятие, к которому, желают того или нет, мысль приводит сама с необходимостью (в силу закона, имманентного своей собственной природе). Шутник, считающий необходимым выступить против того, чтобы идеалист вводил свою мысль в науку уголовного права, не знает (или притворяется не знающим), что до вчерашнего дня (почему бы не сегодняшнего?) другая философия занимала эту область и делала глупости среди всеобщих рукоплесканий в той самой науке. Конечно же, существовало различие между той философией и этой, которая сегодня у него на устах: ибо ту понимал каждый, не изучив ее, а эта - жестковата и большинству явно не по зубам.

1 Спирито Уго. Наука и философия (Spirito U. Scienza e filosofia // Giornale critico della filosofia italiana. X. 1929. P. 430 и далее).

9. НЕОБХОДИМОСТЬ СОХРАНЕНИЯ РАЗЛИЧИЯ

Несомненно, были бы не правы актуалисты, и идеалисты, и разного рода философы, если бы ради конкретного логоса, как это говорю я, они захотели бы отрицать абстрактное и потопить особенное в универсальном - и пожелали бы синтеза без анализа. Таково (почему бы не признать его?) стремление философов; но таков и пункт, по которому они согрешили - и всегда наказывались (не наукой, а самой философией - единственной юрисдикцией, от которой они не смогли освободиться). Ведь универсальное - оно хоть и универсальное, но без особенного - абстракция. И особенное не мыслится, не становясь универсальным. А чтобы сделаться универсальным, нужно, чтобы оно существовало как особенное. И хотя истина абстрактного логоса в конкретном, без абстрактного конкретное пусто, т.е. само абстрактно. Таким образом, нужно делать упор сколь на один, столь и на другой из двух этих моментов, конституирующих мысль. И если ученые вооружаются против философии из страха увидеть, как улетучивается вся устойчивость особенного - пусть даже оно взято само по себе, вне мысли, и должно рассматриваться как что-то абстрактное, - они также в значительной мере правы и защищают истину, которую сегодня ни один серьезный философ не может поставить под сомнение.

10. СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ И ЕДИНСТВО

Впадут в иллюзию, что они не занимаются философией, ученые, обратившиеся к частным исследованиям; на самом деле они будут заниматься философией - но настолько узкой, что она лишает дыхания человека, который в ней, какой бы она ни была, должен найти удовлетворение, адекватное всеобщности его собственных требований. Все равно: это ограничение мира, на которое они себя обрекают, будет все больше использоваться для определения того мира, который раньше или позже должен быть объят вновь и понят более высокой мыслью. И случится так, что, несмотря на общую природу и неуничтожимое братство, которым связаны все умы, участвующие вместе в одном и том же предприятии - священном труде мысли, благодаря которой реальность осуществляется в своей бесконечной и божественной форме, - случится, говорю я, что люди будут специализироваться: одни - ставя перед собой цель абстрагироваться от той самой высокой универсальности, которую черпают в единстве самосознания, и поэтому двигаться в абстрактном направлении (которое, благодаря такому абстрагированию, является для них истинным понятием); другие - прибегая к тому, чтобы восстановить единство, в котором заключены жизнь и единственно возможное понимание целого.

11. ОПОСРЕДОВАНИЕ ЕДИНСТВА

В феноменологии царство духа не является делом рук одного-единственного человека; и никто никогда не сможет на законных основаниях присвоить себе право на сверхчеловеческие похвалы, которые явно преувеличенно приписывались наиболее богато одаренным людям, универсальным гениям. Всегда будут существовать, несмотря на весь антиклерикализм и самый строгий имманентизм, священники и философы, которые возьмут на себя некую присущую

священникам миссию слуг Господних, - и к чему возмущаться этим? Это было бы равносильно возмущению тем, что, поскольку все мы люди и все сделаны из одного теста, существуют парикмахеры, которые не умеют делать обувь, и сапожники, не способные подстричь себе бороду. Всегда будут не только философы и ученые, но и ученые всех наук и деятели всех искусств - каждый со своей проблемой (или, если угодно, со своей грядкой, которую он должен возделывать в мире). Лишь при таком условии вся возделываемая земля, слава Богу, может быть постепенно разрыхлена мотыгой и использована человеком - и возвышена, в силу этого, в царство духа. Нужно оставить людям, управляемым материальной фантазией, право на наивное осмеяние философов единства, духа, предельных проблем и дать себе отчет о глубинных причинах провиденциального устройства жизни, чудные симфонии которой требуют больших оркестров (являющихся следствием согласия различных инструментов и музыкантов-специалистов - лишь бы каждый обнаружил столько души и ума, что сумел бы найти согласие со всеми другими и внести своим инструментом и своей партией вклад в конечный результат). Иного требовать нельзя. Единство никогда не является чем-то непосредственным, но проистекает и обретается через различия; и чем более сильным и интенсивным ему удается быть, тем большие различия проявляются и дают о себе знать. Труд разделяется - и поэтому совершенствуется; и чем больше он прогрессирует, тем больше координируется и составляет один-единственный труд - человеческий труд, производящий все, что необходимо для удовлетворения человеческих потребностей.

12. ИНТЕРЕС НАУКИ ПО ОТНОШЕНИЮ К ФИЛОСОФИИ

Таков интерес, который справедливо защищают - в основном ошибочно, но отчасти также и правильно - ученые (тоже философы, но не профессионалы от философии), когда видят философов (профессионалов от философии), вдохновляемых желанием пересмотреть принципы их дисциплин (подозревая, что философы угрожают перечеркнуть особую значимость и специфический характер этих самых дисциплин, чтобы выхолостить их содержание в пустых и абстрактных общих местах) [1].

1 Подозрения, необоснованные в случае с последними итальянскими актуалистическими работами и проистекающие из неточного истолкования требований, которым подчиняется это движение. Фактически же оно началось в Италии в "Nuovi studi di diritto, economia e politica" не с чисто спекулятивной теоремы, сформулированной в голове философов, которые, коль скоро они обладают своей формулой, принялись искать область, где бы могли применить ее. Начало, и это следует знать, как раз противоположное. Речь шла о молодых специалистах права и экономики, которые, взглянув на современную философию, почувствовали определенные недостатки в своих предшествующих работах, кои необходимо было восполнить. Они ощутили потребность углубить и систематизировать иначе принципы своих дисциплин, чтобы избежать абсурдных и пустых выводов, которые, при определенных посылках, неизбежны. И реформу, о которой конкретно начали дискутировать, должно в силу этого рассматривать не как чудаковатую попытку внешнего переоформления, а как самокритику и преобразование, связанное с внутренней энергией.

В любое время происходило так, что ученые, в попытке лучше понять объект своих исследований (т.е. проникнуть в него глубже посредством самой их мысли) и повинуясь новым устремлениям, полученным из современной культуры, постепенно совершали научные перевороты, воодушевляя свою мысль и свой мир новой философией. Поскольку ни современная научная мысль никогда не будет наукой больше, чем философией; ни современная и конкретная философия не сможет никогда быть философией больше, чем наукой, - постольку всегда будет существовать наука, философская внутри, и философия, которой будет имманентна наука.

Конечно, ни один ученый никогда не будет претендовать на то, чтобы оставаться строгим образом в своем особенном, которое, как таковое, было бы непонятным. Никто, берясь изучать тыкву, не захочет в силу этого замкнуться в рамках ее мира, дабы прийти к забавному последствию (неизбежному, коль скоро установлена диалектика превращения абстрактного логоса в конкретный) стать самому тыквой. Объект, хотя он и особенный, проецируется всегда на фоне, который есть мир; и это - невещественный мир, т.е. мысль. Его видят или не видят - но, по крайней мере, всегда смутно замечают в сумеречном свете; и он может быть лишь мыслью о мысли, т.е. самосознанием. Только при таком условии можно заниматься наукой, и только при таком условии можно говорить какие-то слова, которые имеют смысл, - одним словом, жить сознательной человеческой жизнью. Поэтому виртуально каждый человек, включая сюда и ученого, - философ. И эта виртуальность всегда в наличии, всегда активна - даже если порой кажется, что она ослабевает и почти что исчезает. Purus mathematicus* и т. д.? Вовсе нет! Последнего можно будет называть так всегда в относительном смысле; и, при небольшом терпении, раньше или позже увидят, как даже из чистого математика вырабатывается философ. А пока что наберемся терпения: пусть он делает расчеты, конструирует и удаляется, как кажется, от философии. Последняя может подождать, она не спешит. Когда кажется, что кто-то от нее наиболее удалился, он тем не менее слышит в своей груди настойчивый и повелительный голос - тот, что раньше или позже приведет его к ясному и энергичному осознанию логики мысли, в которой состоит философия.