Введение в логику и научный метод

Коэн Моррис Р.

Основываясь на этой первой ошибке, многие считают, что наука является фальсификацией реальности. Мотив для такого заключения выражен крайне наивным способом в диалоге между двумя популярными философами: Мэттом и Джефом. Когда первый спрашивает второго, не слышал ли тот о том, что вода состоит (по весу) из восьми частей кислорода и одной части водорода, второй отвечает: «Что? Разве в ней нет воды?» Затруднение Джефа происходит из неправильного использования строгого логического закона тождества, согласно которому вода есть вода, и ничто больше. Когда мы говорим о воде, мы обычно имеем в виду жидкость, имеющую определенные знакомые нам свойства, которые не являются свойствами кислорода и водорода, взятых по отдельности; кажется ясным то, что восемь фунтов кислорода и один фунт водорода не то же самое, что девять фунтов воды. Тем не менее, вода может не только состоять или быть разделимой на указанные элементы в указанных пропорциях, но данный факт также позволяет нам понять многие ощутимые свойства воды, а также уже позволил нам обнаружить

многие другие свойства воды, о которых мы ранее не подозревали. Вода – это водород и кислород, совмещенные определенным образом, точно так же как предложение – это группа слов, упорядоченных соответствующим способом.

Сходным образом многие философы возражают против разложения идей на их элементы на том основании, что наше первичное осознание идей не проявляет того, что они обладают логической структурой, демонстрируемой в результате разложения. В этом случае опять имеет место неправильное понимание сути вопроса. Нет сомнения в том, что как психологические события наши первичные восприятия не учитывают элементов, логически конституирующих эти события. Однако нам не следует спутывать данные первичного восприятия с полным значением воспринимаемого. Так, великий математик Пуанкаре возражал против определенного анализа числа 1 на том основании, что получающийся в результате анализа комплекс элементов не мог рассматриваться как число 1 детьми, изучающими арифметику в начальной школе. Очевидно, что данный аргумент является ошибочным, поскольку нельзя ожидать от детей понимания всего значения идей, с которыми они только начинают оперировать. Философы также часто возражали против анализа причинной связи как некоего отношения между определенным числом состояний или конфигураций. Подобный анализ, по их мнению, не учитывал элемента «эффективности». Но в чем заключается эта «эффективность»? Если наше рассуждение верно, то эта эффективность является именно комплексом отношений, которые соединяют одно природное состояние с другим.

Ошибка упрощения, или псевдо-упрощенность

Наука стремится дать самое простое описание, которое систематизировало бы весь корпус имеющегося знания. Это, однако, не означает, что из любых двух гипотез верной является та, которая проще. Системы с более простыми исходными посылками в конце могут оказаться более сложными. Например, физика Эйнштейна, допускающая неевклидову геометрию, оказывается проще ньютоновской физики, которая начинается с допущения евклидовой геометрии. В любом случае нам следует остерегаться отождествления истинного с простым. На самом деле одним из наиболее часто встречающихся искажений научного метода является поспешный монизм, т. е. некритическая попытка свести все к одному принципу или категории. Это, разумеется, является истинным в отношении известных форм материализма, экономического и прочих форм детерминизма, субъективного идеализма, панлогизма и других монистических доктрин, согласно которым абсолютная тотальность всех вещей происходит из одной категории. Так, сторонники популярного материализма считают эту доктрину научной на том основании, что в мире нет ничего кроме материи, поскольку все, о чем мы можем разумно говорить, содержит материю или ссылку на нее. Однако очевидно, что в мире существуют ложные убеждения, и материалист не может утверждать, что ошибки сами по себе также являются материальными. Ошибки не вызывают электрического или гравитационного воздействия. Если же материалист станет утверждать, что только материя обладает «реальным существованием», то это еще не будет эффективным опровержением того, что в мире есть и другие элементы помимо материи.

То же самое относится и к популярному берклианскому идеализму, который отрицает реальность материи и утверждает, что все есть сознание, восприятие или идея. Монизм, который пытается установить эта доктрина, иллюзорен, поскольку различие между буханкой хлеба, которая существует лишь как идея в моем сознании, и буханкой хлеба, которую я съедаю, чтобы удовлетворить голод, является одним и тем же как с точки зрения берклианского идеализма, так и с точки зрения материализма. Обе доктрины просто распространяют старые слова на то, что обычно считалось их противоположностями. Однако различие между днем и ночью останется, даже если будет считаться, что вместе они конституируют день. Индийский мистик утверждает, что истинным существованием обладает только атман (самость), а все остальное является иллюзией. Однако горячность, которую он проявляет, споря с критиками, считающими, что никакой иллюзии нет, демонстрирует, что реальность иллюзии, помимо реальности атмана, также является неотъемлемой составляющей его взгляда. Монизм является вербальным, а не реальным.

Более близким к логике является ложное допущение о том, что логика требует наличия уникального и необратимого порядка между любыми двумя понятиями или суждениями такого, что если Л предполагает В, то обратное не может быть истинным. Здесь не учитывается возможность существования двух факторов, которые непрерывно друг друга модифицируют. Так, невежество может быть причиной бедности без отмены того, что бедность является причиной невежества. Увеличившееся производство может быть причиной увеличившегося спроса, равно как и наоборот. Таким образом, ошибочны аргументы тех, кто спорит о том, что является более фундаментальным, – религия или экономика, опыт или рассуждение и т. п.

К

последней ошибке, которая может быть названа ошибкой абсолютного приоритета (согласно которой предполагается, что в любой последовательности должен существовать абсолютно первый термин), мы можем добавить ошибку исключительной линейности, т. е. предположение о том, что некоторое число факторов связано таким образом, что с необходимостью образует линейную последовательность. Данная ошибка проявляется в попытках таких философов, как Кант, упорядочить способности людей и других сущностей в линейную последовательность.

В целом, до того как некоторый объект или понятие подвергнется анализу, он зачастую может создавать впечатление того, что является крайне простым и не имеющим какой-либо внутренней структуры. Однако данная простота чаще всего является следствием того факта, что наше внимание было направлено на объект либо без какой-либо заинтересованности, либо с целью получить максимум эстетического удовлетворения и минимум рационального знания. Например, идея числа или движения простому человеку кажется уникальной и неразложимой. Однако аналитик может обнаружить множество сложностей в таком изначально простом объекте или понятии. Если сравнить объект до проведения анализа с объектом после его проведения и если приписывать решающее значение соображениям здравого смысла и эстетическому чувству, то покажется, что объект после проведения анализа содержит в себе нечто искусственное. Вследствие этого часто считается, что анализ с неизбежностью фальсифицирует и искажает. Однако такое мнение основывается исключительно на раздражении, вызванном тем фактом, что рефлексивный анализ не удовлетворяется самим объектом как таковым. При этом нет достаточных причин считать, что рассмотрение вещей с позиции здравого смысла (который, как правило, является нерефлективным и некритическим) является корректным или более совершенным, чем результат тяжелой интеллектуальной работы [которую представляет анализ].

Еще одной формой ошибки, близкой к только что рассмотренной, является ошибка исходной предикации. Часто случается так, что некоторое знакомое свойство вещи или свойство, известное раньше, чем все другие свойства, рассматривается как определяющее природу объекта. Однако нет никаких достаточных причин считать, что каждый признак объекта адекватно определяет его природу. Так, известный факт о том, что солнце встает на востоке и заходит на западе, не может рассматриваться как адекватно выражающий природу солнечного движения, ибо это приведет к ошибке. Философы часто совершали данную ошибку, утверждая, что сущность вещи – это то, что о ней известно, ибо единственный способ помыслить какие-либо вещи – это рассмотреть их как объекты знания.

Отдельной формой упрощения является ошибка ложного противопоставления, или ложной строгой дизъюнкции, т. е. ошибочное логическое допущение о том, что все альтернативы являются исключающими друг друга и что если «А есть В» истинно, то «А есть С» истинным уже быть не может. Так, например, утверждалось, что не может быть сочетания интересов рабочих и работодателей, поскольку их интересы являются сталкивающимися в отношении относительной доли промышленного продукта, которая должна идти на зарплаты и на прибыль. Однако притом, что данный конфликт вполне может быть реальным, также может иметь место и тождество интересов относительно введения защитного тарифа против импортируемой продукции. И наоборот, существование гармонии и тождества интересов не исключает различий и конфликтов в других отношениях. Точно так же доказанное присутствие какого-либо недуга или недостатка в организме (физическом или политическом) еще не доказывает того, что требуется именно предлагаемое лекарство, поскольку конкретное лекарство может быть хуже, чем само заболевание, а также могут существовать и другие альтернативы этому лекарству, которые окажутся более предпочтительными. Сходным образом непригодность некоторой теории или неадекватность некоторого лекарства не доказывает истинности какой-либо другой теории или удовлетворительность текущего состояния. Нам не следует поспешно допускать, что известные нам альтернативы исчерпывают все поле существующих возможностей.

Наиболее важным примером ошибки ложной строгой дизъюнкции является часто встречающееся утверждение о том, что предметы не могут быть постоянными, если они изменяются, и наоборот. Размышление над этим вопросом показывает, что без наличия определенного постоянства изменение невозможно и постоянство является таковым только относительно некоторого изменения. Разумеется, нам следует отличать фазы изменения вещи от тех фаз, при которых они остаются теми же самыми. Однако совершенно неверно утверждать, что у некоего индивида больше нет долгов на том основании, что за прошедшее время он изменился [и больше не является тем, кто некогда одалживался], равно как неверно утверждать, что гора уже не является собой в силу произошедших с ней перемен под воздействием погодных условий. В целом все, что изменяется, содержит определенный элемент тождественности, который позволяет нам видеть, что различные состояния, несмотря на свое несходство, тем не менее суть состояния одной и той же сущности. Однако данное очевидное наблюдение не учитывается в ошибочном аргументе, используемом многими современными философами, которые утверждают, что не существует постоянных законов природы, поскольку вещи постоянно меняются. Ясно, что утверждение о том, что вещи постоянно меняются, само по себе представляет неизменное описание изменяющейся природы.