Вверх по течению Стикса. Книга нахождения
Шрифт:
– А что, если я не хочу иную форму существования?
– Не глупи. Это мой последний подарок тебе, отнесись к нему с должным трепетом.
– Не выйдет, – я отчаянно улыбнулся и помотал головой. – Нет звезд.
– Для зорких глаз их еще предостаточно.
И Проводник принялся наводить мой взгляд на разные участки неба – и действительно оказалось, что там есть слабые светила. Проводник сменил несколько точек и остановился наконец на одной. Маленькая звездочка едва заметно дрожала на окраине неба. Мне стало невыразимо тоскливо, я не хотел расставаться вот так, но:
– Вещь тяжелее слова. Слово тяжелее мысли, –
Зрительный фокус уцепился за бриллиантовую точку, и через секунду слабое мерцание разлилось в потоки света. Мое внимание скользнуло по ним, и звезда распахнулась новым сном.
Во сне шел дождь. Он показался мне таким живым и теплым, что хотелось просто стоять под ним вечно. Капли смывали боль и усталость, дождь был сосредоточен в своей работе, и тем был осмысленен. Кажется, Проводник был прав – здесь в любом случае было лучше, чем в том месте, где я его оставил. Но едва я вспомнил про Проводника, как вмешалась совесть. Я не мог бросить его там. Я понимал, что мое возвращение ничего не поменяло бы в наших судьбах и даже, скорее всего, разозлило бы Проводника, – но не мог оставаться здесь. Глупое чувство долга – по сути, примитивная плеть стадного чувства – оказалось сильнее здравого смысла. Я злился, пытался заставить себя думать рационально – но было поздно. В дождь словно что-то успели подмешать, подменить состав, и теперь я чувствовал лишь вязкую сырость вокруг.
Надо было найти того, кому принадлежал этот сон, выскочить, напугать, хлопнуть в ладоши – и вырвать из него вспышку испуга, чтобы возвратиться с ней вниз и проползти еще несколько шагов. Мы поборемся! Мы еще поборемся!
Но никого вокруг не было.
Пространство сна раскрывалось в новые тоннели, дождь сплелся в лес, лес слился в длинный дом, а я всё шел по нему и не мог никого найти.
Внезапная догадка мелькнула у меня в голове.
Что если это был мой сон?
В голове у меня словно разбили бильярдную пирамиду, и шары мыслей разлетелись в разные стороны.
Ведь если этот сон был моим, то значит, что я… не умер? И весь навалившийся на меня душный ад был просто бредом, эхом борьбы за жизнь? И, наверно, я выкарабкался, раз это эхо само отпустило меня? Осталось лишь проснуться, проснуться! Ну же, дружочек, сделай усилие, разбуди себя, открой глаза, встань и иди!
Мое возбуждение нарастало вместе с лестничными пролетами, которые я машинально покорял. Я взбирался вверх, что-то ища – выход, вход, не важно – как это часто бывает, когда ум подчиняется сну. И я перешел в это подчинение незаметно, ведь всё равно это был мой сон! Я следовал его прихотям – но парадоксальным образом, будучи рабом этого мира, я был на самом деле его хозяином. Я мог проснуться и отменить его!
В таком воодушевлении я взобрался на последний этаж. Лестница вывела в коридор, отдаленно напоминающий – да! да! – обветшалый коридор моего центра – того, где в действительности я никогда не лежал. Справа и слева было множество дверей, но я знал, что все они закрыты и что мне надо дойти до последней двери. И вот я дошел наконец до нее и распахнул.
В комнате шел дождь.
Вернее, он шел за окном, но странным образом незримо он
Окно, дом и дождь снились ей.
Потолок над моей головой беззвучно обрушился и придавил меня к полу, пахнущему полынью и мылом. Девушка обернулась – и стало так, что этого обрушения не было. Просто так умирала моя надежда.
Я смотрел на нее, она – на меня. Я не узнал ее и странным образом не мог разглядеть ее лица. Его черты не складывались воедино или они таяли где-то на полпути ко мне – так или иначе я мог четко разглядеть всё в комнате за исключением девушки, словно по отношению к ней мне позволено было использовать лишь периферийное зрение. И тогда я еще раз кое о чем догадался: ведь так я мог видеть лишь Проводника.
В голове у меня начала складываться какая-то замысловатая конструкция, объясняющая, для чего Проводнику надо было поселять меня в своем сне, и эта конструкция включала в себя достаточно темные предположения. Прав я был или нет, но надо было срочно выметаться отсюда. Я подошел к девушке и взял ее за плечи со словами «Здравствуй, душа моя!»
То, что произошло дальше, посрамило мою догадку – да и, в сущности, меня самого.
Я ждал, что на неразличимом лице проступит испуг, что небо опрокинется, выбрасывая меня из сна, – но ничего такого вдруг не произошло. Девушка не испугалась. Она обняла меня в ответ и сказала: «Привет, пап».
Так, уже умерев, я узнал, что у меня есть дочь.
Внезапно всё звездное небо, что висело над головой в аду, сложилось в моей голове в стройную галактику моих знакомств, связей, историй и дат. Я увидел нить, связывающую меня с той, что обнимала меня сейчас, в одно созвездие. Юные годы, юная гордость… Как много мы, оказывается, не знаем. Мне стыдно было вспоминать этот вдруг всплывший наружу эпизод, обернувшийся чудом, но сейчас всё было не важно. Я стоял, прижав дочь к себе, и только лишь шептал: «Ты, ты, ты…»
Она заплакала. Я не видел слез, но почувствовал, как вздрогнул и подкосился в них сон. Всё поплыло, опрозрачнилось и затем испарилось. Я почувствовал, как медленно парю обратно в лодку. Настолько медленно, что уснул снова, никого не встретив на этот раз.
Небо странным образом плыло вниз и одновременно навстречу мне, когда я открыл глаза. Все координаты куда-то исчезли, растворились в движении, и мне понадобилось время, прежде чем я сообразил, что лежу в лодке, запрокинув голову вверх, а сама лодка так ладно идет вперед, что плавный ход ее был совершенно не ощутим. Но если с лодкой я всё понял, то вот небо… Кто-то надрезал его лакированный резиновый бок, и теперь оно медленно сцеживало изнутри звезды, которые разлетались и опускались вокруг как снег.
– Это снег? Или это смерть?
Лодка остановилась.
– Это свет, – ответил Проводник и помог мне подняться.
Я осмотрелся.
Пейзаж вокруг стал другим. Он высеребрился, обрел плавность и какую-то едва уловимую гармонию. С неба действительно шел снег. Одна звезда затмила всё и наэлектризованно искрилась, опадая мерцающими крупицами вниз. Едва я увидел ее, как всё вспомнил.
– Ты знал? – спросил я Проводника.
– Знал что?
– Что там моя дочь.
Проводник слегка удивился.