Вы красивая женщина
Шрифт:
– - А скажу, чтобы он пришёл...
– - Зачем?
– - Ты с ним не хочешь поговорить?
– - Он не верит, что его ребёнок, - теперь уже на щеках от слёз появились тусклые дорожки.
– А больше мне нечего ему сказать. Я любила, он нет.
– - Наташа, у вас есть родные? Давайте, мы найдем их. Пусть они вас навестят...
– - Похоронят, - равнодушно поправила горбатая женщина.
– - Извини, - красивая женщина низко наклонила голову.
– - Был брат у меня когда-то, - в задумчивости произнесла Наташа.
– Я так его любила. Такой был хороший мальчик, мой братишка... Но он тоже умер... Для меня умер... Хотя несколько минут назад я бы и ему обрадовалась, если бы он сам пришел... Надо
– - Что?
– красивая женщина плохо понимала слова горбатой Наташи.
– - Похороните меня?
– - Наташа!
– - Похороните. Я знаю. Как назовешь детей? Скажи! Я там буду за вас всех молиться, - голос горбатой девушки прервался.
Лиза поспешила увести красивую женщину. Вдогонку донесся все такой же равнодушный голос Наташи:
– - Я верю тебе. У моего мальчика будет и отец, и мать...
Красивая женщина заплакала. Интуиция не подвела. Прошлое напомнило о себе...Но оно уже не несло угрозы её счастью...
Несколько лет назад.
Начал накрапывать дождь. Мелкий, нудный и холодный. Сырость, казалось, проникала под кожаную куртку. Одиноко стоящий высокий мужчина невольно поёжился. Холодно, противно и сыро. Пора уходить. Он навестил друга, точнее его могилу. Эх, Пашка, Пашка. Друже. Так они называли друг друга. Кто знал, что несколько лет назад они расставались навсегда. В сердце острой занозой стояла боль от потери. Мужчина высоко запрокинул голову, словно рассматривая низкое серое небо с клочьями рваных дождливых туч. Так было лучше. Острые холодные дождинки неприятно били в лицо. Набежавшие в глаза слезы так и не пролились. Мужчины не умеют плакать или искусно скрывают это.
Дождь давно грозился пойти. Небо хмурилось с утра. Оно было мрачное и серое, совсем не летнее. Но Владимир знал, что обязательно должен побывать на кладбище, положить цветы на могилу друга. На похороны он не попал, работал в то время за границей. А деловой Пашка здесь создавал свой капитал. Всё звал друга себе в помощь, уговаривал бросить медицину, объяснял, что в России сейчас легко сделать деньги. Большие деньги! И не просто большие, а очень большие! Да не в деньгах дело. Павлу они счастья не принесли, они принесли вечный покой и забвение. Он остался живым только в памяти родных и близких, в том числе и стоящего сейчас у его могилы Владимира. Вовка и Пашка дружили очень давно, с детского сада. Там сидели рядом на горшках, стреляли из игрушечных пистолетов в девчонок, не слушались молоденькую воспитательницу, прятались от неё в колючие кусты. В школе на пару срывали уроки. Став студентами в разных вузах большого города, вместе проводили вечера и выходные, кадрили девчонок на дискотеках. И оба ждали, когда, наконец, влюбятся в свою неповторимую и единственную. Сердцеед Пашка встретил такую, а ласковый положительный Вовочка так и не нашел никого, он любил сразу всех. А дружба год от года крепла, несмотря на расставания и взросление.
Поэтому, прилетев в родной город только вчера вечером, сразу на второй день, утром, Владимир вывел застоявшуюся старую машину из гаража и поехал к своему друже, к Пашке.
– - Эх, Пашка, Пашка, разве думали мы, расставаясь пять лет назад, что больше никогда не увидимся, - вздохнул в последний раз Владимир и решил уходить.
Могила произвела удручающее, гнетущее впечатление. Владимир сильно расстроился. Ни ограды, ни памятника. Незакреплённый, покосившийся одинокий крест с выцветшей черно-белой фотографией Пашки под стеклом и простенькой табличкой с надписью "Павел Егоров" на глиняном опустившемся холмике, вбитые по углам колышки, символизирующие ограду, да натянутый
– - Надо будет всё сделать, - решил Владимир.
– Неужели Павел не заработал себе на гранитный или мраморный памятник, на приличную ограду. Он же работал в нефтегазовой промышленности. И недвижимость, и акции у него были. И, конечно же, деньги!
– и задал вопрос сам себе: - Почему же Евдокия Станиславовна и Леля ничего не сделали? Да и жена, которой он так гордился... так любил... Они же законные наследники. За полгода можно было успеть. Такое впечатление, что никто на могилу и не ходит. Как Лелька допустила такое? Ну памятник не поставила, а цветов-то можно было посадить?
Евдокия Станиславовна была матерью друга, А строгая умная Леля - сестрой. А имя жены Владимир никак не мог вспомнить. Пашка называл её "моя самая красивая женщина" или проще "красивая женщина". Где теперь это красивая женщина? Улизнула с деньгами мужа, поскупившись на память. Почему же никто не позаботился о последнем Пашкином приюте? Действительно, друг здесь нашел забвение. Забыли его, так получается? Ответа Владимир не знал. Завтра он навестит Пашкиных наследников, задаст им эти вопросы. Где живет мать, Володя знает. Там же, наверняка, обитает и Леля. Хотя их мир не брал никогда. А где жена Пашки? Где красивая женщина? Там, с ними? Или нет? Может, уже нового мужа нашла? Ответов не было. И, поглядывая с опаской на низко нависшее небо, Владимир пошел поискать кого-нибудь из работников кладбища. Пусть хоть подсыплют холмик и дёрном обложат могилу, а то скоро все сровняется с землей.
Владимир, договорившись со сторожем, заплатив приличную сумму, чтобы тот не только поправил и обложил дерном могилу, но и приглядывал получше, поспешно побежал к машине. Начинался сильный дождь. Сторож хотел что-то сказать, но передумал, и Владимир ускорил шаг, дождь начал усиливаться, а в машине было уютно и тепло. Только мужчина захлопнул дверцу, дождь полил еще сильнее, как из ведра, и Владимир благословил создателя его "Жигулей". Пора было возвращаться домой. Владимир медленно тронул машину с места, косые струи дождя хлестали по стеклам, дворники не справлялись со струями воды, текущей по лобовому стеклу. В такой дождь нельзя быстро ехать. Кладбище осталось позади, и тяжёлое щемящее чувство в груди стало смягчаться, отступать. Другие заботы стали занимать мысли мужчины.
Вдоль обочины, к остановке, что была метрах в ста от кладбищенских ворот, бежала под зонтиком невысокая худенькая женщина. Но зонт помогал мало, плохо спасал от дождя. Резкий порывистый ветер пытался вырвать его, выворачивал спицы, косой холодный дождь захлёстывал под зонт и бил в лицо женщины, распахивал полы простенького белого плаща, пытался сорвать с неё одежду. Женщина явно замёрзла. Одной рукой она силилась удержать зонт, другой лихорадочно сжимала ворот плаща, чтобы сберечь остатки тепла, но пронзительный ветер, чувствовалось, продувал её насквозь, губ было не видно, они побелели от холода. Мужчине стало жалко бедняжку.
– - Садитесь быстрее!
– притормозил Владимир.
– А то смоет ливнем.
Незнакомка буквально секунду посомневалась, потом решительно захлопнула зонт и села в машину.
– - Господи, как хорошо-то!
– проговорила она дрожащими побелевшими губами и тут же забеспокоилась.
– Вы не боитесь, что я измажу ваши белоснежные сидения? Дождь такой сильный. Я ведь изрядно промокла, - спросила она встревоженным тоном, указывая на светлые чехлы.
– - Ничуть, - весело отозвался Владимир, искоса поглядывая на бледное лицо незнакомки.
– Материя, она заменима, а человек единственен и неповторим. Бог с ними, с чехлами. Лучше я спасу вас от дождя, от холода, от простуды, и, может быть, еще чего более худшего.