Выбор Донбасса
Шрифт:
Гранат ей, по соображениям безопасности, всё-таки не дали. Яду, который она хотела подсыпать в бутылки и напоить адской смесью нацгвардию — тоже не дали. Сошлись на том, что в следующий раз она привезёт план предполагаемых минных полей и точную схему позиций артиллерии. С мужем больше ни словом не обмолвились и за руку не прощались. Он сутулился ещё больше и прятал глаза.
Сожравшая на дорогах Донбасса минимум две ходовых машина, тяжело гружёная ящиками с водкой, консервами, колбасой дёрнулась, фыркнула дымно и резво побежала в сторону украинских блокпостов.
— Нда... Женщина прям былинного масштаба. Коня об избу
— Ага. Коня потом на консервы.
— Может, всё-таки надо было ей гранату дать?
— С такой энергией ей гранаты противопоказаны, во избежание самоподрыва.
Уже в сумерках приволокли с дальней позиции ещё двоих. Руки стянуты за спиной, на головах намотаны какие-то тряпки. Лихого вида боец с узким, загорелым лицом стоял над ними, небрежно поигрывая огромным, зазубренным по обуху ножом. Ногой он картинно попирал согбенную спину одного из тел. Ещё трое таких же бойцов стояли поодаль и изображали людей, совершивших стандартный, каждодневный подвиг. Взгляды их имели несколько отсутствующее выражение, что должно было подчеркнуть, что вот, мол, мы там, вместо вас, лодырей тыловых, сделали всю вашу работу, но благодарности не ждём, потому, что от вас, бездельников, простого спасибо не дождёшься, не то, что орденов за ратный подвиг.
— Это кто ещё?
— Корректировщики. Вот, поймали час назад.
— А из чего это следует, что они корректировщики?
— А к командиру вопросы. Сейчас придёт.
Командир не пришёл, а позвонил. Говорил, как всегда, отрывисто, внятно и отстранённо.
— Вам передали двух человек?
— Так точно. Вот, стоим возле них.
— Разберитесь с ними, возьмите показания. Утром расстреляйте. Об исполнении мне доложите.
— Разрешите вопрос.
— Слушаю.
— Почему решили, что они корректировщики?
— Днём был сильный обстрел. А эти двое стояли в Демьяновке возле магазина и разговаривали по телефону. И смеялись. В общем, разбирайтесь с ними, потом доложите, мне некогда.
Опера переглянулись. Одно из тел слегка мычало.
— Ну, корректировщики, так корректировщики... Одного в подвал, второй — в кабинет.
После не особенного длительного дознания обоих дураков окончательно развязали и велели дожидаться во внутреннем дворе. Заодно и подмести его.
Вызвали командира, внешне не производящего никакого военного впечатления. Не Терминатор нисколько. Весь мягкий, с благообразной бородой, округлый, приземистый. С такими же круглыми ладошками. Глаза выдавали. Глаза были холодные и внимательные. Волчьи.
— Расстреляли?
— Никак нет.
— Почему? — глаза обращены на обоих без всякого видимого выражения. Так мог бы смотреть электросчётчик, учитывающий вместо киловатт-часов чьи-то души.
Командиру подробно объясняют. Демонстрируют ксерокопии и объяснения. Глаза неуловимо меняют выражение. Теперь это не счётчик. Это усталый зверь. Он охотился. Он уже готов был прихлопнуть лапой добычу, но в последний момент сдержался. И из-под страшных когтей прыснул в кусты невеликий зверёк. Перекус-то на один зуб был, ни туда, ни сюда. Жалко ли стало? Или добыча недостойна породы? Может и так, а может и по-другому.
— ...поэтому вот этот, Гончаренко, состоит на учёте в местном психоневрологическом диспансере ещё с 2005 года, а второй, Тихонов, должен был сегодня вставать на учёт, почти с тем же диагнозом. Но
Командир покачивает головой и разводит руками.
— Вот ведь... Ну идиоты же...
— Не совсем. Шизофреники.
— Да всё равно. Вы не представляете, как там. Кроют «Градом», всё свистит, там половина, если не больше, необстрелянных. У них и так нервы на взводе. А эти стоят, гогочут. Их бы там, на месте прямо положили, если бы меня рядом не было. А если бы при них было что-нибудь, хоть бинокль — сто процентов бы положили.
Оперативники переглядываются и ухмыляются. Командир недоверчиво отстраняется и снова взгляд набирается стылой внимательностью.
— Что? Всё–таки был бинокль?
К нему разворачивают экран ноутбука.
— Это переписка Гончаренко ВКонтакте. Вчерашняя.
Серый: Аня, да всё там нармальна будит. Я поеду проста пасматреть
Аnnet: Ой, Серёж я за тебя беспокоюсь. Там же опасно видь может не поедиш? Там стреляют «грустный смайлик»
Серый: Я просто пазырю и вирнусь.
Аnnet: «смайлик», «смайлик», «смайлик с сердечком»
Серый: У миня дома бинокль, думаю взять
Аnnet: Нет. Лучше не бери.
Серый: Пачему ?
Аnnet: Если тебя там с биноклем поймают то подумают что ты шпион и расстриляют
Серый: ну ладно «смайлик»
Аnnet: две строчки смайликов и сердечек.
Лицо командира цветёт улыбкой.
— Он теперь на этой Ане должен, как минимум, жениться. Ну, или ящик шампанского, хотя бы.
— Так он уже и так женат. Правда, не на ней. А про Демьяновку он только Ане этой и рассказал, жене ни слова.
— Вот так нас женщины и спасают... — командир непривычно задумчив и расплывчат — иногда спасают, иногда губят. Но чаще спасают, сами того не зная.
На улице глубокая ночь. «Корректировщики» давно подмели двор и сидят на ящиках, сосредоточенно курят. С другой стороны здания, прямо у мешков с песком, их терпеливо, но на нервах, дожидаются родители одного и жена второго, цепко ухватившая за руку мальчика лет восьми. С юга небо снова сыпется сполохами и раскатами. Мелко дрожат стёкла. Обречённо зудит запутавшаяся в слоях светомаскировки муха.
Настоящий корректировщик, путаясь в цифрах таблиц и листах карт, на повышенных тонах собачится с командиром батареи, который уже не понимает, какой брать прицел и в какой квадрат отправлять своё тяжёлое железо. Его природа артиллериста временами берёт верх над природой советского военного, всю жизнь прослужившего в армии мирного времени. Артиллерист азартен и намерен взять цель в вилку. Советский военный вообще не понимает, как он оказался здесь, в этой степи, откуда на нём петлюровские трезубцы и почему его орудия стреляют не по НАТОвским милитаристам, а по обыкновенному, провинциальному городу, в котором живут такие же люди, как он. Иногда, он чувствует себя героем в каком-то арт-хаусном фильме, но всё вокруг до боли настоящее, не киношное. Стоптанная трава пахнет как-то особенно утробно, земля благоухает, взрыхлённая колёсами и станинами. Пороховые газы бьют прямо в нос химической свежестью. Снаряды по-настоящему летят в сторону города, совершенно по мирному светящему уличным освещением.